Психология

Психология
8 июня 2019

Уничтожить женскую красоту, лишь бы ею не восхищались другие мужчины, – это может каждый, мой друг. Знаешь, сколько в этом мире увядших, когда-то красивых, вызывавших восторг всего мира цветов? – Много.
И очень мало тех, которые давно уже кому-то принадлежат, но до сих пор выглядят так обворожительно, будто они свободны…
Не стоит губить прелесть свою, лишь бы на нее не обращали внимание, лишь бы ею не восхищались другие. Возможно, стоит научиться получать удовольствие оттого, что эта прелесть растет в твоем саду… Понимаешь?
Конечно, ты все понимаешь, отец!
Так странно, я пишу свои книги как будто для «всех», но адресаты – это всегда определенные люди из моей жизни. Те люди, которым я что-то не досказал… Почему именно отцу я адресую эти строки?
Я с раннего детства помню, как отец ругал мою маму за то, что она перед выходом из дома красилась и пользовалась парфюмом. Он испытывал по отношению к ней непонятную для меня злость, и чем красивее она выходила «в люди», тем большую он копил в себе обиду на нее.
Красивую женщину мой отец не воспринимал рядом с собой. Ему нужно было, чтобы моя мать ходила по дому в грязном, старом халате, ненакрашенная, неухоженная. Не говоря уже о таких вещах, как маникюр или укладка волос!
А самое главное было для него, чтобы она обязательно «в свет» выходила такой же, какой она была дома. Неженственной…
Моему отцу было комфортно жить с «чахлой» и «никому не нужной розой». Лишь бы на нее не смотрели чужие глаза, лишь бы ее не желали другие мужчины…
А любил ли мой отец женщину, которая жила рядом с ним? Я смог себе прямо задать этот вопрос лишь в двадцать четыре с половиной года, когда я стал выше и сильнее его. Когда я научился подтягиваться на одной руке, как это делал в своей минувшей и яркой молодости он, когда я наконец перестал из раза в раз поступать так, как поступал он. Ведь, становясь его подобием и копией, я не приблизил к себе оригинал, и для себя самого я отнюдь не стал лучше его.
Но я стал со временем лучше себя
Мой отец ревновал, и, может быть, своей ревностью он подобным образом проявлял свои бедные чувства к моей матери. Я могу всю жизнь оправдывать его тем, что свою любовь он внешне никогда не показывал, потому что человек он такой…
Знаешь, отец! А я ведь не глуп, я взрослый уже.
Не показывать свои чувства – это значит каждый раз убивать любимого человека своим бесчувствием и молчанием.
Не показывать свою любовь – это значит отказаться от человека, которого ты любишь. И если он, в свою очередь, готов идти за тобой в пекло, как любила моя мама, то он все стерпит, правда, станет молчаливее со временем, более сдержанным и полюбит проводить много времени в тишине, думая о чем-то своем… Но он, несомненно, примет тебя «таким».
Но разве ты не сволочь, человек ты «такой»? Я могу быть «таким», моя жена может быть «такой», мои дети могут быть «такими», весь мир может быть «такой»! Понимаешь меня, отец?
Жаль, что мы с тобой не поговорили однажды «по-взрослому», у меня есть много, что тебе следовало бы сказать…
Я не в обиде на тебя за мать, которая рядом с тобой увяла раньше времени, я не ношу на тебя обиду за юного себя, которому тебя не хватало даже тогда, когда ты был рядом.
Главное, чтобы мой сын и жена не были в обиде на меня! А тебе судья – Бог, мой любимый папа…
Я хочу сказать тебе, мой дорогой читатель, не важно – мужчина ты или женщина, что мой отец был слабым человеком. Он не был плохим, для меня он всегда останется светлым, как яркий луч дневного солнца, падающий на распятие Христа в полумраке намоленного храма.
Мой отец умел подтягиваться на одной руке, он в шестьдесят четыре года мог подтянуться на двух руках десять раз, но даже это не смогло его сделать сильным в моих глазах.
Наши детские глаза – это отражение грехов наших родителей. Почему иногда они прячут от нас свой взгляд или смотрят в разговоре с нами себе под ноги?
Сила в том, отец, чтобы сохранить красоту своей женщины, чтобы не позволять ей плакать рядом с тобой и чувствовать себя ненужной.
Сила в том, отец, чтобы не дарить своим детям ненужные им дорогие подарки, лишь бы отчитаться перед своей Совестью за то, что ты – отец, а обнимать их изо всех своих спрятанных сил, целовать в лоб, если маленькие – можно даже в губы, сила в том, мой Бог, чтобы самые близкие твои люди, рабы, чувствовали, что ты их любишь.
Я и вправду, отец, до двадцати двух лет наивно верил в то, что и другие отцы сделаны из камня, что и другие папы не целуют своих детей и ругают своих жен за их красоту.
Я, честно, отец, до последнего верил в то, что если ты «такой», то стоит тебя за это простить и принять «таким».

Но сейчас я хочу сказать тебе, пусть и через эту книгу, что я не запрещаю своей женщине быть красивой рядом со мной. Что я не испытываю животную ненависть к ней за то, что ею восхищаются другие мужчины…
А еще, папа, я целую своих детей. Представляешь? Представляешь себе, каменный человек, что так делать можно?

Вячеслав Прах
Отрывок из книги-откровения «Женщины созданы, чтобы их...»