Впечатления Питера

Впечатления Питера
27 января 2017

Музыка войны. 9 августа 1942 года
Ленинград услышал Седьмую симфонию

«Ленинградская» симфония Шостаковича была впервые исполнена в Северной столице 9 августа 1942 года и навсегда осталась символом мужества ленинградцев в блокадные годы.

Премьера «Ленинградской» симфонии состоялась 5 марта 1942 года в Куйбышеве, где находилась в эвакуации труппа Большого театра. 29 марта произведение впервые было исполнено в Москве, чуть позже в Новосибирске ее сыграл эвакуированный оркестр Ленинградской филармонии под управлением Евгения Мравинского. И только 9 августа 1942 года ее услышали ленинградцы.

«Все мы несем свою боевую вахту»

В конце 1930-х Шостакович задумал написать вариацию в форме пассакальи, сходную с «Болеро» Морса Равеля. Эта разработка легла в основу первой части будущей симфонии, которую композитор начал писать летом 1941 года, с началом Великой Отечественной войны. Вторую и третью части Шостакович писал уже в осажденном Ленинграде, в доме Бенуа на Каменноостровском проспекте. Завершить работу ему удалось 27 декабря в Куйбышеве, куда он был направлен в эвакуацию

16 сентября, перед отправкой в Куйбышев, Дмитрий Шостакович выступил на ленинградском радио. «Час тому назад я закончил партитуру двух частей большого симфонического сочинения. Если это сочинение мне удастся написать хорошо, удастся закончить третью и четвертую части, то тогда можно будет назвать это сочинение Седьмой симфонией, - говорил он под грохот разрывающихся на улицах снарядов. - Для чего я сообщаю об этом? Для того, чтобы радиослушатели, которые слушают меня сейчас, знали, что жизнь нашего города идет нормально. Все мы несем сейчас свою боевую вахту... Советские музыканты, мои дорогие и многочисленные соратники по оружию, мои друзья! Помните, что нашему искусству грозит великая опасность. Будем же защищать нашу музыку, будем же честно и самоотверженно работать».

Партитура завершенного произведения прибыла в Ленинград на самолете, здесь симфонию исполнил оркестр Ленинградского радиокомитета под управлением Карла Элиасберга. Премьера состоялась 9 августа в Большом зале филармонии, где вопреки привычному всеобщему затемнению включили все люстры. После первой блокадной зимы из оркестра остались в живых лишь 15 человек, остальных заменяли приглашенные музыканты военных оркестров. Зал был переполнен.

Ольга Берггольц писала в своих воспоминаниях: «Единственный оставшийся тогда в Ленинграде оркестр Радиокомитета убавился от голода за время трагической нашей первой блокадной зимы почти наполовину. Никогда не забыть мне, как темным зимним утром тогдашний художественный руководитель Радиокомитета Яков Бабушкин (в 1943 погиб на фронте) диктовал машинистке очередную сводку о состоянии оркестра: - Первая скрипка умирает, барабан умер по дороге на работу, валторна при смерти... И все-таки эти оставшиеся в живых, страшно истощенные музыканты и руководство Радиокомитета загорелись идеей, во что бы то ни стало исполнить Седьмую в Ленинграде... Яша Бабушкин через городской комитет партии достал нашим музыкантам дополнительный паек, но все равно людей было мало для исполнения Седьмой симфонии. Тогда, по Ленинграду был через радио объявлен призыв ко всем музыкантам, находящимся в городе, явиться в Радиокомитет для работы в оркестре».

«Музыка была достойна их самих»

Пережив первую страшную зиму, живя в постоянном страхе новых бомбежек, истощенные морально и физически люди пришли в филармонию, потому что именно искусство помогало многим верить и держаться из последних сил. Рядом сидели моряки и пехотинцы.

Симфонию транслировали по радио и городской сети массового оповещения, поэтому ее слышали те, кто не попал в Большой зал филармонии или просто не смог до него дойти. «Эти люди достойны были исполнять симфонию своего города, и музыка была достойна их самих», - писали в «Комсомольской правде» Георгий Макогоненко и Ольга Берггольц.

Одной из первых слушательниц произведения стала Анна Ахматова – она услышала симфонию 21 июня 1942 года в Ташкенте, а ее впечатления позже записала в своем дневнике Лидия Чуковская: «Какая страшная вещь... Вторую и третью части нужно слышать несколько раз, чтобы проникнуться ими, а первая доходит сразу. Какой ужас эти гнусные маленькие барабанчики... Там есть место, где скелеты танцуют фокстрот... Радостных нот, победы радости нет никакой: ужас сплошь. Вещь гениальная, Шостакович - гений, и наша эпоха, конечно, будет именоваться эпохой Шостаковича».

Позже Ахматова написала:

«Знаменитая ленинградка,

Притворившись нотной тетрадкой,

Возвращалась в родной эфир…»

«Свою седьмую Ленинградскую симфонию я писал быстро, - вспоминал позже сам композитор. - Я не мог ее не писать. Кругом шла война. Я должен был быть вместе с народом, я хотел создать образ нашей сражающейся страны, запечатлеть его в музыке. С первых дней войны я сел за рояль и начал работать. Работал напряженно, мне хотелось написать произведение о наших днях, о моих современниках, которые не жалели сил и жизни во имя победы над врагом. В перерывах между работой я выходил на улицу и с болью и гордостью смотрел на любимый город. Он стоял опаленный пожарами, испытавший все страдания войны. Ленинград боролся. Это была мужественная борьба».

Писатель Алексей Толстой говорил, что на угрозу фашизма обесчеловечить человека Шосткович ответил «симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасною, созданного гуманитарной культурой, — она устремила человеческий гений к заветным далям, где полно и безгранично раскрывается восторг».

В своем публицистическом очерке «На репетиции Седьмой Симфонии Шостаковича» Толстой сравнивал тему войны в симфонии с «приплясыванием ученых крыс под дудку крысолова». «Это движется война. Она торжествует в литаврах и барабанах, воплем боли и отчаяния отвечают скрипки. И вам, стиснувшему пальцами дубовые перила, кажется: неужели, неужели все уже смято и растерзано? В оркестре — смятение, хаос. Нет, человек сильнее стихии, - пишет он. - Струнные инструменты начинают бороться. Гармония скрипок и человеческие голоса фаготов могущественнее грохота ослиной кожи, натянутой на барабаны. Отчаянным биением сердца вы помогаете торжеству гармонии. И скрипки гармонизируют хаос войны, заставляют замолкнуть ее пещерный рев… Оговариваемся, человек Седьмой симфонии — это некто типичный, обобщенный и некто — любимый автором. Национален в симфонии сам Шостакович, национальна его русская рассвирепевшая совесть, обрушившая седьмое небо симфонии на головы разрушителей».

То, насколько ярко отражает Седьмая симфония противостояние войны и мира, было проиллюстрировано недавними событиями. В августе 2008 года фрагмент первой части симфонии прозвучал в полуразрушенном Цхинвале – оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева играл бессмертную музыку на ступенях здания, изувеченного артобстрелом.