Журнал "Культурная Столица"

Журнал "Культурная Столица"
18 декабря 2014

Памяти Аркадия Райкина
Часть1
=================
«Гарэн Константиновна Жуковская сказала Райкину: «Сейчас ты мчишься из Ленинграда в Москву, ко мне. А если разведешься — будешь от меня рваться к ним, в Ленинград. Ничего не изменится!» И Аркадий Исаакович ее послушал. А вскоре у них с женой родился сын — Костя, и в дом вернулся пошатнувшийся было мир», — рассказывает друг семьи Райкиных Елизавета Уварова.
Райкин спрятал свои драгоценности в гробу умершей матери и отправил их в Израиль, куда сам собирается в скором времени сбежать. А дети его — уже там…» — этот слух в начале 70-х разнесся по стране, об этом говорили не просто на кухнях — даже на политсобраниях. Как о достоверно установленном факте. Никого не волновало, что дети Аркадия Исааковича — Катя и Костя — живут и учатся в СССР. А мать Райкина умерла еще за пять лет до этого и похоронена в Ленинграде. Однако запущенный слух разрастался с бешеной скоростью, обрастая все новыми и новыми подробностями. Например, что Райкин финансирует сионистскую организацию на Украине. Или что он уже в тюрьме, под следствием. Когда театр Райкина приезжал на гастроли без него, люди понимающе кивали головой.
А тем временем Аркадий Исаакович лежал в больнице, приходил в себя после инфаркта. Но до него и туда доходили разговоры. Он очень переживал, особенно оскорбляли его слухи об эмиграции, ведь у него никогда и в мыслях не было куда-то уезжать. Именно тогда он окончательно поседел — раньше-то у него была только седая прядь в темно-каштановых волосах.
Райкин знал, кто организовал эти слухи. Немного оправившись, он лично пришел в кабинет к тогдашнему главе отдела культуры ЦК и высказал ему все начистоту, а тот даже не стал отрицать. Это был тот же человек, который не так давно довел Райкина до инфаркта, вызвав к себе и обвинив в «антисоветчине», потребовав «сменить профессию». До этого с Райкиным никто так не разговаривал. Бывало, что цензура требовала что-то вырезать из его номеров, на что Аркадий Исаакович обычно отвечал: «Вырезайте, пожалуйста. Я этот смысл передам без слов, глазами! И, не сомневайтесь, зрители все поймут!» И зрители понимали. И продолжали приходить на его спектакли — очереди у касс, бывало, контролировала конная милиция. Билеты на Райкина были своеобразной валютой для советских людей. Которой можно расплатиться за любой дефицит, за услуги парикмахера, за внеочередное приобретение мебели...
Отец Аркадия Исааковича в свое время категорически запрещал ему идти в артисты, «в клоуны». Старший мальчик в семье (у Райкина был брат Макс и две сестры — Софья и Белла), надежда родителей, ему полагалось получить серьезную профессию. Сам Исаак Давидович в дореволюционные времена работал в рижском морском порту, занимался отбраковкой древесины, а уже в советское время много лет трудился на лесопилке. Но юный Аркаша вместо учебы то и дело бегал в театр. Это был не слишком популярный, неказистый рыбинский театр (семья Райкиных, убежав из-за Первой мировой войны из Риги, после долгих мытарств оказалась в Рыбинске). И вот однажды отец вломился туда прямо во время представления и забрал Аркашу из зала, страшно ругаясь. А дома устроил взбучку. Но отвадить Райкина от театра было невозможно. Со временем мальчику даже доверили «роль». Он представлял убитого купца — неподвижно лежал на сцене.
Отец, видя, что искусство привлекает сына больше, чем науки, сделал последнюю попытку вернуть Аркашу к традиционным национальным занятиям и купил ему скрипку. Но Аркадий на этой скрипке, вернее, на футляре съезжал зимой с горки. Так и не выучился музыке! В 13 лет (семья к тому времени перебралась в Петроград) с Аркадием случилась беда — катаясь на коньках, он простудился. И обычная простуда переросла в тяжелое заболевание — Райкин чуть не умер. Любое движение доставляло ему боль, и 13-летний парень много месяцев лежал в кровати неподвижно. Мама не отходила от него, а отец иногда сажал на плечи и выносил во двор, подышать свежим воздухом. Боль в суставах не позволяла мальчику сделать больше нескольких шагов самостоятельно. При этом он, как и все дети, не желал пить лекарства, которые с трудом доставали для него родители. Особенно не жаловал касторовое масло, противное на вкус. Аркадий прятал бутылочки за шкаф. Много позже, в блокаду, родители порубили этот шкаф на доски, чтобы сжечь в печке. И обнаружили бутылочки. «Целебный эликсир» пришелся очень кстати — он поддержал здоровье обессиленных людей.
Правда, отца Райкина блокада все равно убила — Исаака Давидовича вывезли из Ленинграда по Дороге жизни, но в госпитале он, много месяцев не видевший еды, сразу наелся вволю, и организм не выдержал такой нагрузки. А вот мама выжила, и Аркадий ее потом очень берег... Надо сказать, что к отцу у Райкина на всю жизнь осталось немного настороженное отношение. С матерью он, напротив, был очень близок, сильно любил ее...

Едва окончив школу, Райкин захотел посмотреть на столичных артистов. И весной 1928-го отправился в Москву. Дальше в его биографии провал длиной в год — дальнейшие события описываются только с конца 1929 года. <...> Неохотно (это слышно на магнитофонной записи, которая у меня сохранилась), но все же Райкин признался: он сидел в Бутырской тюрьме.
Дело было так: за неимением денег Аркадий приспособился пробираться на спектакли и концерты без билета. И однажды умудрился проникнуть на закрытый правительственный концерт. А на выходе у всех зрителей проверяли пропуска. Вот безбилетного юношу и арестовали. С одной стороны, многочасовые изнурительные допросы (с какой целью проник к членам правительства? Кто послал?), с другой — притеснения сокамерников, по большей части уголовников. Они приняли его за «стукача», и Райкину пришлось нелегко. В конце концов его все-таки оправдали и выпустили. Райкин много лет скрывал этот факт биографии, а в годы войны вдруг продемонстрировал коллегам умение перестукиваться через стену. Тут все и открылось... Тюремный же сленг он терпеть не мог, никогда его не употреблял, разве что в знаменитой юмореске про коммунальную квартиру.

Впервые Аркадий увидел Руфь Марковну (он называл ее Рома) еще школьником, когда, вопреки воле родителей, поступил в школьный драмкружок и стал ездить выступать по соседним школам. На одном таком концерте в первом ряду сидела красивая девочка в красном берете. Они не познакомились, но девочка запомнилась Аркадию. А через несколько лет он встретил ее в Ленинградском техникуме сценических искусств, в очереди в студенческой столовой. Пригласил в кино. И прямо там, в кинозале, сделал предложение. Руфь сначала ответила: «Я подумаю!» — а на следующий день согласилась.
Вот только ее семья о женихе и слышать не желала. Профессию артиста родители девушки, так же как и родители самого Аркадия, подходящей для мужчины не считали. Отец Руфи был известный в Ленинграде врач. Родственник академика Иоффе. Когда Райкин с большим трудом, на перекладных, на каких-то попутных телегах, приехал к ним знакомиться (летом семья Руфи жила на даче в Луге), его даже в дом не пустили. Особенно нищий студент не понравился мачехе невесты. Что ж! Влюбленные стали встречаться тайно. Позже родня девушки смирилась с ее выбором. Расписались они в 1935 году. После чего Аркадий перебрался к жене — с одним чемоданчиком. Но у Иоффе с ним обращались как с ребенком.
Между тем Аркадий уже чувствовал себя успешным артистом, в артистических кругах его знали. К тому же ему было трудно принять их уклад жизни, когда за столом обсуждают сослуживцев, соседей и кто что купил на рынке. Да и с тещей конфликты не прекратились. Она рассчитывала, что раз уж зять не принес в дом никакого богатства, то должен заботиться о быте. А Райкин вместо этого целыми днями пропадал на репетициях. И по тещиной указке жить не желал!

В 1937 году у Райкина, изнурившего себя работой и переживаниями из-за семейных неурядиц, случился сердечный приступ — да такой силы, что надежд на выздоровление почти не было. Вот тогда-то и поседела знаменитая райкинская прядь. В 26 лет! Но Аркадий выкарабкался. А в 1938 году у молодых супругов родилась дочь Катя. И вот, после очередной ссоры с тещей, Райкин взял ребенка и вышел из дома в чем был. Ушел жить к своим родителям, жившим по-прежнему очень скромно. Его верная Рома, вернувшись домой и узнав, что произошло, последовала за ним, ни минуты не сомневаясь.
К счастью, очень скоро молодая семья обзавелась своим жильем — им дали комнату в коммунальной квартире. Для тридцатых годов это было огромной удачей. В этой коммуналке Райкины прожили много лет, бок о бок с самыми разными соседями, так что у Аркадия Исааковича не было недостатка в типажах для сценок.

Ну а Рома следовала за мужем повсюду. Он на гастроли — и она с ним. Даже в войну она не побоялась ездить с Райкиным по фронтовым концертам, хотя для этого пришлось оставить трехлетнюю дочку в Ташкенте на попечении посторонней женщины. Та, к сожалению, заботилась о Кате плохо. У нее в подполе прятались от призыва на фронт муж и двое сыновей. Вот на их содержание и шли присылаемые Райкиным деньги. А Катя сделалась cовсем хилой от голода — к счастью, родители вовремя ее забрали.
Однажды, уже будучи взрослой, Катя спросила у матери, почему она ее оставила чужим людям. И услышала в ответ, что так нужно было, чтобы не потерять мужа. Ну не могла Рома отпустить Райкина одного! Она обеспечивала мужу быт в его бесконечных переездах, полноценно участвовала в делах театра. Актеры относились к Руфи как к заступнице, она всегда за них просила... Но не только в этом дело. Были у Руфи Марковны и иные резоны везде сопровождать мужа...

Как бы Аркадий Исаакович ни был привязан к своей Роме, с некоторых пор у него стали случаться мимолетные романы на стороне. Просто Бог дал ему такую силу обаяния, что все к нему тянулись. Говорят, не было ни одной женщины, которая могла бы отказать ему! А самому Аркадию Исааковичу необходимо было время от времени влюбляться, чтобы творить, чтобы чувствовать молодость…

Актриса Театра миниатюр Тамара Кушелевская уже после смерти Райкина призналась, что у них был роман. Рассказывала, как он ночью сидел в машине под окнами и, не дождавшись, отправил записку: «Если ты не выйдешь, меня заберут в больницу, а значит, сорвутся спектакли, и я вообще умру!» Однажды он позвал Кушелевскую на гастроли, и только в поезде выяснилось, что никаких гастролей нет и они с Райкиным одни в купе. Впрочем, такие истории кончались одинаково — Аркадий Исаакович быстро охладевал и прекращал отношения. Потому что была грань, за которую он не переходил, — Райкин не позволял себе увлечься так, чтобы это становилось опасно для его семьи. За исключением единственного раза...