Все мысли вслух...

Все Мысли Вслух...
6 июня 2016

Ехала сегодня и думала, что к определенному возрасту тебя перестают парить многие вещи.
Серьезно: нужно хорошенько постараться, чтобы опрокинуть твой трехколесный велосипед и заставить тебя психануть по-настоящему.
Ты слышишь звон, ты знаешь, где он, но уже научилась различать, где набат, а где – бубенцы с шутовской шапки.
Я сначала волновалась, думала – старею, теряю чувствительность, дальше только хуже – вьюга, метель, льды.
Но нет – это не чувствительность теряется, а рецепторы перестраиваются: теперь ты откликаешься на другое, и о другом, как море, волнуешься, и трогают тебя теперь до глубины души совершенно другие вещи – простые, теплые, ламповые, бытовые.
А не вот это вот «ищу себя».

Себя не найдешь внутриутробно – себя надо делать.
Вариться в отношениях, быть битым и обласканным, любимым и брошенным; проходя через жизненные жернова – улучшать помол.
Иногда я сама себе напоминаю - умение «объяснить себе важное» еще никогда меня не подводило в отличие от неспособности вовремя закрыть рот.
Я оглядываюсь назад – и вижу пористую структуру прошлого. Оно рыхлое, странное и неровное, мое и не мое одновременно, в нем я и не я. Когда всматриваться надоедает, я возвращаюсь в сейчас и понимаю, что не чувствую внутри ни печали, ни зла, ни желания выкатить счет за то, что «недодали» и чем обидели – мне абсолютно не хочется копаться в детских травмах и искать там корни сегодняшних неудач. Мне страшно за людей, которые застревают в бесконечном самоанализе – потому что найдя, как тебе кажется, того, кто негативно повлиял на то, какой ты стала, невыносимо трудно удержаться от обвинений. И не скатиться в удушающую жалость к себе – ведь все могло бы быть по-другому, если бы «не».
Наверное, я просто очень люблю быть здесь и сейчас, чтобы добровольно заваливаться в реальность, которой уже не существует, но тени от которой пляшут на стенах моей пещеры. В какой-то момент я обнаружила, что не хочу спускаться с фонарем в глубины бессознательного, даже под контролем надежного проводника – мне больше хочется разложить костер поярче здесь, на поверхности, и радоваться этому теплу, и беречь этот свет, и превращать грусть – в золу, а печали – в пепел.
Удастся поджарить на прутике ломоть черного хлеба – поделюсь с тобой.
Вот если куда-то и спускаться по холодной ночной росе в низины памяти – то в детство, но только за хорошим: за белым наливом, черникой в молоке, хрустящим хворостом бабушки, пескарями и шитиками.
Какие красивые туманы стояли, как жглась крапива, как горько-искренне плакалось…
Я пишу эти строки и улыбаюсь: я сейчас не здесь, я там – где мы гоняли на великах, где я разбивала колени и до крови расчесывала комариные укусы, где меня впервые коротко обкорнали, привезя в город, потому что завелись вши, а липы пахли, а пчелы жужжали, а еще – как папа отмывал меня бензином от промышленного клея и говорил о том, что мечтает купить маленький самолет вроде биплана, чтобы летать над деревней, и чтобы все смотрели, задрав головы, и смеялись, и показывали пальцем, и просились взять с собой покататься…
Вот, где я черпаю силы, вот, куда иду, когда мне плохо. И совершенно не важно, что потом все разлетелось, развалилось карточным домиком, что так ни разу и не поднялся папа на биплане, а дом в деревне стал ветхим и пустым, равно как и почти вымершей – сама деревня.
Не об этом я буду рассказывать своим детям, не этому учить, не про это задаваться вопросами «почему». А о том, тому и про то, что в жизни каждый день – и у больших, и у маленьких – случается то светлое, щемящее, сладкое, к чему будет хотеться вернуться через годы и десятки лет.
Случается каждый день, только вдумайтесь – каждый божий день! – но это так легко пропустить и не заметить, пока копаешься в себе и обидах прошлого, «говоришь с мертвыми о неродившемся», ищешь причины и виноватых вместо возможностей поправить, починить, залить в бак топливо и поднять над деревней свой маленький самолет.
И заново ощутить, и услышать, и почувствовать, и вспомнить –как пахнут липы, как жужжат пчелы, как заживают колени, проходят укусы и отрастают волосы…

Как хрустит на зубах пропитанный летом, солнцем и будущим
белый
налив.

Примаченко