Востоные танцы

Востоные Танцы
17 сентября 2014

ЛЭЙН, ЭДВАРД УИЛЬЯМ

НРАВЫ И ОБЫЧАИ СОВРЕМЕННЫХ ЕГИПТЯН

Глава 13

ХАРАКТЕР НАРОДА

О природном, исконном характере современных египтян трудно составить представление, ибо религия, законы, государственное устройство, климат и другие причины существенно его изменили. Однако мы с уверенностью можем утверждать, что египтяне в большей мере, чем другие народы, обладают сообразительностью, понятливостью, замечательной памятью и другими интеллектуальными качествами. Они ярко проявляются у них в юности, но по причинам, о которых мы говорили выше, умственная энергия их с возрастом постепенно притупляется.

Самая замечательная черта в характере этих людей — религиозное тщеславие. Иноверцев здесь считают людьми погибшими, лишенными благодати, презрение к ним внушается мусульманину уже с детства 1. В Коране говорится: «О вы, которые уверовали! [236] Не берите иудеев и христиан друзьями: они — друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них» 2.

Бывает, что законы вежливости или корысть вынуждают египтян проявлять терпимость и даже заводить дружбу с христианами (особенно с европейцами), которых они в душе презирают. Винить их за это нельзя: ведь их суждения возникают из наблюдений над поведением европейцев в Каире, а среди живущих здесь выходцев из христианских стран много отщепенцев и людей, лишенных каких бы то ни было нравственных устоев. И все же в целом к христианам относятся учтиво: терпимость столь же свойственна мусульманам, сколь и презрение к неверным.

Более всего египтяне ценят в людях набожность. Желание прослыть набожным приводит многих из них к лицемерию и ярко выраженному ханжеству. Если мусульманин не занят делом или разговором, он почти наверняка произносит какую-нибудь религиозную формулу. Если его смущает дурная мысль или воспоминание о нехорошем поступке, он вздохнет: «Прошу прощения у Аллаха Великого!» Если лавочник не занят с покупателем и не курит, он на виду у прохожих во всеуслышание читает Коран или бормочет хвалу Аллаху, ту, что произносят по многу раз после обычных ежедневных молитв, используя четки, чтобы не сбиться со счета. Точно так же, на людях, он молится. Мусульмане часто клянутся именем Аллаха (всегда почтительно) или именем пророка, а также головой и бородой собеседника. Услышав что-то удивительное или невероятное, мусульманин воскликнет: «Ва-лла!» или «Ва-ллахи!» («Клянусь Аллахом!»), а рассказчик ответит: «Ва-ллахи!» Приступая к делу серьезному или пустяковому, они обычно восклицают: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!», а завершив его, произносят: «Хвала Аллаху!» Заключая сделку, обе стороны читают первую суру Корана. В споре одна из сторон или третье лицо, желая восстановить мир или охладить спорщиков, восклицает: «Благословение пророку!» — «Да будет милостив к нему Аллах!» — следует ответ, и собеседники переходят на обычный, сдержанный тон.

Египтяне уснащают свою речь религиозными восклицаниями даже в самых прозаических и неподходящих случаях, что непосвященному может показаться насмешкой над религией. Имя Аллаха фигурирует у них в самых нескромных песнях, и в этом нет намеренного богохульства, просто привычка часто произносить имя божье всуе и возносить хвалу Аллаху при всякой пустяковой неожиданности или в знак восхищения чем-либо необычным. Так, распутник, выражая свой восторг от встречи с хорошенькой девушкой, говорит (в одной из самых непристойных песен, известных мне на арабском языке): «Да будет славен Тот, кто создал тебя, о полная луна!» Подобные выражения попадаются во многих песнях и гимнах, а в той песне, из которой я привел цитату, более всего поражает нечестивость в заключительном [237] сопоставлении. Приведу для иллюстрации такого странного сплава распущенности и набожности, характерного для народной поэзии и ритмизованной прозы, перевод последних трех стансов гимна любви и вину:

«Она удостоила меня приема, о грациозная, что была так далека и робка. Я выпил поцелуи с ее зубов и щек, и чаша зазвенела у нее в руке. Запахи мускуса и амбры расточало тело, превзошедшее изяществом тонкую прямую ветвь. Она разостлала парчовое ложе, и я провел время в непрерывных наслаждениях. Турецкая лань меня покорила.

И теперь прошу прощения у господа моего Аллаха за все вины мои и прегрешения и за все, что произнесло мое сердце. Члены мои свидетельствуют против меня. Когда бы горе ни постигло меня, Ты, мой Господь, мне защита от всех бед. Ты знаешь, что говорю я и что думаю. Ты — Щедрый, Всепрощающий. Взываю к тебе о защите, так прости же меня!

И я возношу хвалу великодушному 3, которого осеняло облако, о привлекательный! Сколь велика его привлекательность! Он будет ходатаем за нас в День суда, когда раскаются враги его, грешники, идолопоклонники. Ах, если бы я мог теперь и всегда, покуда жив, сопутствовать паломникам, исполняя обряды, обходя святыни, поклоняясь им, и проводить жизнь в непрерывных наслаждениях!»

В первом из переведенных мною стансов я вместо мужского рода употребил женский, ибо в подлиннике значится мужской род, но подразумевается женский. Такая подмена — частое явление в произведениях этого рода у египтян. Последние четыре станса я прочел однажды моему другу, мусульманину, и спросил, считает ли он нормальным смешение набожности с распутством. «Но это же естественно! — был его ответ. — Сначала человек рассказывает, как согрешил, потом просит о прощении и благословляет пророка». — «Этот гимн, — возразил я, — написан для развлечения людей, предающихся незаконным наслаждениям. Кроме того, посмотрите, когда я закрываю книгу, страница, на которой восхваляется разврат, прикасается к той, где написаны божественные имена. Летопись греховных утех накладывается на покаянную молитву». — «Чепуха, — ответил мусульманин, — переверните книгу, положите ее на ту сторону, которая раньше была сверху, и выйдет наоборот: грех, покрытый прощением. Разве Аллах, да прославится имя Его, не сказал в Совершеннейшей книге: “Скажи: О рабы Мои, которые преступили против самих себя, не отчаивайтесь в милости Аллаха! Поистине, Аллах прощает грехи полностью: ведь Он — прощающий, милостивый!" 4». Этот ответ подтвердил мои собственные наблюдения: мусульмане в основном люди непоследовательные, ежедневно нарушают свой закон, полагая, что слова «Астагфир Алла» («Прошу прощения у Аллаха») смоют прегрешение. Мой друг держал в руках Коран. Я взял Коран, чтобы найти процитированные им строки, и [238] обнаружил в нем листок бумаги с изречением из священной книги. Мой друг тут же вознамерился этот листок сжечь, испугавшись, что он может упасть на землю и на него кто-нибудь наступит. Я не знал, что это дозволено, и он объяснил, что листок следует либо сжечь, либо бросить в проточную воду, но лучше сжечь, потому что в пламени слова поднимутся в воздух и ангелы донесут их до неба. Коран иногда цитируют в шутку даже люди самых строгих религиозных правил. Вот что, например, посоветовали мне ответить человеку, попросившему у меня в подарок часы (отмечу здесь, что арабское слово саа — «часы» обозначает одновременно и «час», и «Судный день»): «Поистине, час приходит, Я готов его открыть» 5.

В египетском обществе часто можно встретиться с людьми, которые в самом обычном разговоре то и дело к слову цитируют Коран или хадисы о пророке. У нас такую манеру сочли бы ханжеской. У египтян она вызывает одобрение, если не восхищение, и часто благодаря какому-нибудь религиозному высказыванию разговор переключается с тривиальных тем на возвышенные.

В Египте, как и в других мусульманских странах, принято рассуждать о религии, а поэтому каирцы из высших и средних слоев общества любят развлекать своих гостей хатмой. Читают Коран нараспев специально нанятые для этого фии. Для гостей устраивают также и зикр; о нем мы говорили выше. Лишь немногие из египтян отважатся заявить, что предпочли бы музыку, большинству же хатма доставляет наслаждение. Манера произносить стихи Корана нараспев очень приятна для слуха, но должен признаться, что чтение всего Корана меня очень утомляет. Ежедневно сталкиваясь с проявлениями религиозного пыла мусульман, я поражаюсь почти полному отсутствию у них прозелитизма. Сравнивая нынешнее безразличие к пропаганде религии с энтузиазмом их предков на заре ислама, я ко многим обращался за разъяснением и получал один и тот же ответ: «Какой смысл в обращении пусть даже тысячи неверных? Разве число правоверных от этого увеличится? Ничуть. Аллах положил им число, и не в силах человека увеличить его или уменьшить». Противоречить этому рассуждению означало бы ввязаться в нескончаемый спор, так что я предпочитал помалкивать. Оправдание своей инертности мусульмане находят в строках Корана, которые часто цитируют: «И не препирайтесь с обладателями книги (т.е. христианами и иудеями)». Здесь, однако, они останавливаются, игнорируя продолжение стиха, гласящее: «...иначе, как чем-нибудь лучшим, кроме тех из них, которые несправедливы, и говорите: “Мы уверовали в то, что ниспослано нам и ниспослано вам. И наш Бог и ваш Бог един, и мы Ему предаемся"» 6. Последовав этому совету, мусульмане могли бы вступить в полемику, что смягчило бы их в отношении «неверных» и расширило кругозор.

Пророка Мухаммеда современные мусульмане почитают чуть ли не как идола. Его именем часто клянутся, его просят о заступничестве не только темные, но и самые просвещенные [239] люди. Паломничество к гробнице пророка означает для мусульман куда больше, нежели отправление остальных религиозных ритуалов. Некоторые строго регламентируют свою жизнь согласно поведению пророка. Если известно, что пророк не делал того-то и того-то, они сами никогда этого не делают, в частности никогда не едят того, чего не ел он, даже если это разрешено законом. Имам Ахмад ибн Ханбал, например, никогда не притрагивался к дыне, хотя и знал, что пророк дыню ел. Однако он не мог выяснить, как пророк это делал: ел ли он ее с кожурой, или очистив, ломал, кусал, или резал? Однажды к нему обратилась с вопросом женщина: дозволяется ли по вечерам прясть при свете факелов прохожих, ведь это чужой свет. Он ответил отрицательно, ссылаясь на то, что пророк ничего не говорил об этом и неизвестно, пользовался ли он когда-нибудь сам чужим светом без разрешения. Как-то раз я посоветовал одному мастеру, изготовлявшему очень красивые трубки, помечать их своим именем. «Боже упаси! — воскликнул он. — Ведь меня зовут Ахмад (это одно из имен пророка). Разве можно, чтобы такое имя попало в огонь?» Мне приходилось слышать, как нынешнего пашу осуждали за то, что он отдал приказ метить государственных лошадей и верблюдов клеймом со своим именем — Мухаммад Али. Один из моих друзей объяснил причину недовольства. «Во-первых, — сказал он, — возмутительно уже то, что железо, на котором выгравированы оба имени, опускают в огонь. Эти имена священны: так звали пророка, да пребудут на нем благословение и благодать Аллаха, и его двоюродного брата, да будет доволен им Аллах. Тавро прикладывают к шее верблюда, и нечистая кровь животного оскверняет святые имена, отпечатанные на его шкуре и на железе. А когда рана заживет, разве не может случиться, что верблюд, опустившись на землю, вдруг прикоснется этим местом к чему-нибудь нечистому?»

По тем же причинам египтяне не одобряют книгопечатания. Вряд ли найдется у мусульман хоть одна книга (мне, во всяком случае, такая не попадалась), где не упоминалось бы имя Аллаха. По традиции всякая книга начинается у них словами: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!», а любое введение или предисловие — с восхваления Аллаха и благословения пророку. Вот они и боятся, как бы чернила или бумага не оказались нечистыми — тогда осквернится имя Аллаха или строки Корана. С появлением печати книги становятся очень дешевыми и могут попасть в руки неверных. Их приводит в ужас мысль о том, что имя Аллаха, а часто и его изречения будут написаны чернилами, которые нанесет на типографский шрифт щетка из свиной щетины (из нее она здесь делалась сначала). Поэтому до сих пор в Египте книги печатаются только по приказу государства. Правда, несколько человек обратились недавно к правительству за разрешением использовать государственную типографию и получили на то позволение. Мне знаком один книготорговец, давно уже [240] мечтающий напечатать некоторые книги, которые, он уверен, принесут немалую прибыль. Однако он по сей день так и не осмелился приступить к делу, сомневаясь в законности такого предприятия. К Корану мусульмане относятся с огромным пиететом. Нося Коран в руках или на теле, они тщательно следят, чтобы книга находилась выше пояса. Кладут ее всегда на высокое место, и поверх нее никогда ничего не кладут. Цитируя Коран, приговаривают: «Тот, чье имя прославится (или: «Аллах, да прославится имя Его»), сказал в Совершенной книге...» Не подобает дотрагиваться до Корана иудею, христианину и вообще любому неправоверному. Мусульманину запрещается даже дотрагиваться до Корана, не очистившись, как предписано законом. Часто на обложке Корана стоят слова: «Прикасаются к нему только очищенные» 7. То же правило относится к любой вещи с надписью из Корана. Интересно при этом, что на старых арабских монетах выбивали изречения из Корана или исповедание веры («Нет божества, кроме Аллаха, Мухаммад — посланник Аллаха»), хотя ими пользовались не одни мусульмане, но и христиане и иудеи. Обычай этот, как я слышал, был сурово осужден. Спросив однажды мусульманина, считают ли египтяне фиги полезными, я услышал в ответ: «А как же! Ведь фиговое дерево прославлено в Коране. Аллах клянется им: “Клянусь смоковницей и маслиной!"» 9.

Итак, мы можем сказать, что, несмотря на суеверие и непоследовательность, в характере современного мусульманина преобладает религиозное благочестие. Такова, во всяком случае, общая картина. Я считаю, что среди мусульман немного по-настоящему неверующих, да и те не отважатся открыто заявить об этом, страшась лишиться головы за вероотступничество. О двух или трех лицах, утративших веру в результате тесного и долгого общения с европейцами, я слышал, с одним материалистом был знаком лично и вел с ним долгие споры.

В предыдущих главах я мимоходом упоминал о некоторых обычаях, показательных для религиозных чувств египетских мусульман. Религиозные призывы здесь часто можно услышать от нищих (примеры мы приведем чуть позже), уличных продавцов зелени и т.п. Крик ночного сторожа в том квартале Каира, где я жил, поразил меня красотой и одухотворенностью. Он выводил нараспев: «Славлю совершенство царя живого, не спящего и не умирающего!» Нынешний сторож в том же квартале распевает: «О Господь! О Вечный!» Можно было бы привести здесь еще множество примеров набожности людей, которых я пытаюсь описать. Должен, однако, отметить, что у египтян, как и у других народов того же вероисповедания, наблюдается упадок веры. Европейцы, близко знакомые с мусульманами, часто слышат от них жалобы и вздохи: «Видно, настали последние времена!», «Мир впал в неверие». Египтяне убеждены, что нынешнее состояние религии — признак близкого конца света. Некоторые догматы секты [241] ваххабитов, описанной мною в предыдущих главах, показывают, насколько нынешние приверженцы Корана отклонились от первоначально завещанных принципов.

Благодаря вере в предопределение мусульмане в минуты мучительной неизвестности, в несчастье проявляют удивительную стойкость, твердость духа и смирение, граничащее с апатией 9. В таких случаях они тяжело вздыхают и восклицают: «Алла керим!» («Аллах щедр!») Так ведут себя мужчины. Женщины же, напротив, предаются горю бурно, рыдая и голося на всю округу. Христианину свойственно винить самого себя в приключившемся несчастье. Он считает, что, поступи он иначе, можно было бы избежать беды. Мусульманин при всех превратностях жизни сохраняет завидное присутствие духа. Не поколеблет его смирения и близкая смерть, он воскликнет: «Воистину мы принадлежим Аллаху и воистину к Нему возвращаемся!» Тому, кто справляется о здоровье, отвечают: «Хвала Аллаху! Господь наш щедр!» Нельзя сказать, что вера египтян в предопределение абсолютна и безоговорочна. Она не мешает мусульманину добиваться поставленной цели или остерегаться опасностей. Иное поведение противоречило бы Корану, где сказано: «Не бросайтесь со своими руками к гибели» 10. Исключение делается лишь в определенных обстоятельствах, например во время эпидемии чумы или другой болезни. В таких случаях пророк запрещал не только приближаться к зараженному городу, но и выходить из него. Вообще же законность карантинных мер оспаривается мусульманами, и большинство их не одобряет.

Все та же вера в предопределение приучила мусульманина не загадывать на будущее. Он никогда не станет говорить о своих намерениях или надеждах, не прибавив: «Если будет на то воля Аллаха!» Передавая рассказ о свершившемся событии, которому сам не был свидетелем, мусульманин начнет или заключит повествование словами: «Аллах всеведущ».

Милосердие и благотворительность в высшей степени характерны для этого народа, тем более что предписаны ему религией. Однако, по свидетельству самих мусульман, подавая милостыню нищему, они руководствуются не только состраданием к бедствующему собрату или желанием бескорыстно исполнять заветы Аллаха, но — и в не меньшей степени — еще тем, что ждут за это вознаграждения на небесах. Нищих в Каире великое множество, и причина тому, быть может, как раз широкая благотворительность жителей города. Результат той же добродетели каирцев — многочисленные сабили в столице и менее пышные строения того же рода в других городах и деревнях: это специальные публичные источники, предназначенные для бесплатного снабжения прохожих водой.

На первых порах меня приятно удивила гуманное отношение египтян к животным. Я не раз наблюдал, как человек, приподнимавший края одежды, чтобы не задеть собаку, делился куском [242] хлеба с этим нечистым животным. Тогда и убийства, и грабежи, и другие преступления здесь случались редко. Теперь — увы — я наблюдаю у этих людей упадок нравственности и утрату человечности, что проявляется в отношении и к бессловесным тварям, и к людям. Усугубившаяся жестокость правительства, как и следовало ожидать, породила тиранию и рост преступности. Падению нравов, мне кажется, немало способствовал пример европейцев. Так, жестокое обращение с животными я замечал только в местах, где обитают европейцы, т.е. в Александрии, Каире и Фивах. Ужасен в Каире вид ослов, развозящих землю: тела их покрыты незаживающими ранами от грубых, веревок из волокон пальмового дерева (ими крепятся сзади вьючные седла). Уличных собак бьют и пинают без нужды не только мальчишки, но и взрослые. Раньше здешние дети ласкали кошек, теперь я часто вижу, как они их терзают на улицах. За те два-три месяца, что, я здесь живу, грабежи и убийства случались чуть ли не всякую неделю. Турецкие правители жестоко притесняли феллахов, когда же феллахи сами заняли их места, в тирании и жестокости они превзошли своих предшественников. В народе говорили, что они «страшнее турок» 11.

И все же, хотя избиение бездомных собак, вполне смирных и безобидных, стало привычным зрелищем на улицах Каира, нередко можно наблюдать, как прохожий кормит собаку — чаще всего это делают бедняки. В каждом квартале Каира для собак устроены маленькие деревянные корыта, которые ежедневно наполняют водой. В торговых кварталах каждый лавочник раз в месяц дает деньги сакка, чтобы тот поливал улицу и наполнял собачьи поилки. Такие поилки, как правило, устраивают еще под лавками продавцов шербета. Здесь стоит рассказать о том, что каирские собаки (в большинстве бездомные) объединяются в постоянные стаи. Одна такая стая занимает какой-нибудь квартал или улицу и безжалостно изгоняет всякого чужака из своей вотчины.

Собак в городе очень много. Людей они стараются избегать, как будто понимают, что те считают их нечистыми. Но на людей в европейской одежде они лают часто, а по ночам досаждают всем прохожим. Собаки приносят большую пользу городу, подъедая отбросы у домов и мясных лавок. Стаи собак пасутся у мусорных куч за чертой Каира. Вместе с коршунами они питаются трупами ослов, верблюдов и других животных. Шерсть у этих псов обычно песочного цвета, а повадками и видом они напоминают шакалов.

Мы уже говорили, что мусульмане считают собак нечистыми животными, однако используют их для охраны дома, а иногда содержат наравне с домашними животными. Совсем недавно произошел весьма забавный случай: одна дама, не имевшая ни мужа, ни ребенка, ни друга, взяла в дом собаку, чтобы скрасить свое одиночество. Но и это единственное утешение отняла у нее смерть. В горе и отчаянии она решила со всеми почестями и церемониями [243] похоронить собаку по мусульманскому обычаю на кладбище имама аш-Шафии, которое считается самым священным в Каире. Она обмыла собаку по всем правилам обряда, завернула в богатые погребальные одежды, произнесла над ней ритуальные слова плача по усопшему. Дама наняла молельщиков, возглавивших похоронное шествие, и мальчиков-певчих, которые несли Коран перед гробом. А сама вместе с женщинами-плакальщицами пошла за телом с криками и рыданиями. Все это происходило на глазах у любопытных соседей, гадавших, кто у нее умер. Спросить они не решались, так как хозяйка собаки вела уединенную жизнь и с ними не общалась. Процессия двинулась по направлению к кладбищу, но не успела еще далеко отойти, когда одна из соседок отважилась все-таки спросить убитую горем даму, кто же умер, и услышала в ответ: «Мое любимое дитя». Соседка, зная, что дама бездетна, возмутилась ее ложью, и той пришлось признаться, что хоронят собаку. Дама умоляла не разглашать секрета, но разве может египтянка хранить тайну, да еще такую! Дело тут же раскрылось, и вскоре собралась возмущенная толпа, требуя прекратить святотатство. Молельщики, певчие и плакальщицы, успевшие уже к тому времени получить плату за труды, яростно набросились на хозяйку собаки, обвиняя ее в надувательстве. Она едва не стала жертвой разъяренной толпы, и только вмешательство полиции избавило бедную даму от жестокой участи.

А вот еще забавная черта из жизни египетской столицы: все бездомные кошки кормятся за счет каирского кади, проще говоря, находятся у него на иждивении. Каждый день, после полудня, на большой двор перед Махкамой приносят потроха, и кошек созывают на трапезу. Баш-кятиб (главный писарь) кади рассказывал мне, что султан аз-Захир Бейбарс в завещании отказал кошкам сад рядом со своей мечетью. Сад называется Гейт аль-кутта (Кошачий сад). Однако сад был все же продан душеприказчиками под тем предлогом, что слишком запущен и поддержание его приносит одни убытки. Потом этот сад еще долго переходил из рук в руки. Сейчас ежегодный доход с него составляет хекр (налог на землю) всего в пятнадцать пиастров, отчисляемых в пользу бездомных кошек. В результате забота о кошках пала на городского кади. По долгу службы он является официальным распорядителем всех средств, завещанных на дела милосердия. Вот и приходится ему страдать из-за нерадивости прежних распорядителей. В последнее время кошек кормят крайне нерегулярно. Многие каирцы, желая отделаться от кошки, относят животное к дому кади и выпускают там во дворе.

В предыдущей главе мы отмечали, насколько обходительны египтяне друг с другом. С иностранцами, ведущими иной образ жизни, они вежливы в обращении, но холодны, сдержанны или уклончивы в разговоре. Часто в беседах с такими людьми, а иногда и со своими соотечественниками египтяне проявляют неприличное любопытство. Как правило, они очень боятся нажить [244] врагов и поэтому всегда поддерживают друг друга, иной раз даже вопреки закону.

Египтяне жизнерадостны. Конечно, среди них есть и противники легкомысленных развлечений, но большинство предается им с удовольствием. Удивительно, как легко их развеселить! Они счастливы в толпе, среди уличной толчеи и шума. Народные праздники египтян вряд ли заинтересуют человека высокообразованного, но здешним жителям они милы так же, как и нам наши любимые развлечения. Для простолюдина нет большего удовольствия после трудового дня, чем посидеть с соседями в кофейне с трубкой и за чашечкой кофе.

Прославленное восточное гостеприимство присуще жителям Египта в высшей степени. Слово мусафир, буквально означающее «путник», широко применяется в этой стране по отношению к посетителю или гостю. Редко какой хозяин, принимая путника, не пригласит его разделить трапезу. Если путник — слуга, его сажают за стол с челядью. Отложить трапезу только потому, что в доме чужой, мусульмане считают величайшим позором. Пожилые люди среднего достатка, отошедшие от дел, любят устраивать ужин на улице, перед дверью собственного дома, и приглашают любого почтенного с виду прохожего составить им компанию. Того же обычая придерживаются и многие простолюдины. В городе путники редко злоупотребляют гостеприимством жителей: там легко найти вакалю или хан, чтобы поесть и переночевать. В деревнях странствующих принимает шейх или кто-нибудь из жителей. Если гость принадлежит к высшему или среднему сословию, он всегда на прощание одарит слуг или самого хозяина. В пустыне, напротив, гость редко делает подарки. По закону суннитов путник в пустыне имеет право три дня пользоваться гостеприимством человека, способного его приютить. Нынешние бедуинские шейхи встречают гостей, подобно библейскому Аврааму. Жене или служанкам шейх сразу приказывает испечь хлеб, заколоть овцу, принести молоко и прочую пищу, что найдется в доме, а сам (если гость именит) стоит рядом, пока тот не насытится, как стоял Авраам перед тремя ангелами. Любой бедуин скорее пожертвует собою и благополучием своей семьи, нежели позволит обидеть гостей, находящихся под его покровительством. Некоторые арабы, чтобы ублажить гостя, готовы поступиться целомудрием своих жен 12. У племени бишарин, населяющего большую часть пустыни между Нилом и Красным морем, отцы предлагают гостям незамужних дочерей, и не за плату, а из любезности, по соображениям того же гостеприимства.

Раньше в Каире существовал многочисленный класс людей (туфейлийа или туфейли, т.е. «дармоеды»), паразитировавших за счет гостеприимства соотечественников; теперь их стало меньше. Где бы ни начинался праздник или какое-нибудь торжество, они тут как тут, и только за денежную мзду мог хозяин [245] избавиться от непрошеных гостей. Без гроша в кармане они бродили по всей стране, а проголодавшись, всеми правдами и неправдами набивались поесть в какой-нибудь дом.

Я слышал рассказ о двух таких туфейлях, отправившихся недавно на праздник сейида аль-Бадави в Танту, что находится всего в двух с половиной днях пути от Каира. Они отправились в путь не торопясь и к вечеру добрались до маленького городка Кальюб. Здесь им необходимо было где-нибудь поужинать. Один из них отправился к кади и, поприветствовав его, сказал: «О кади, я путешественник из Шаркийи, держу путь в Маср. Мой спутник задолжал мне пятьдесят кошелей. Все кошели при нем, да только он отказывается вернуть долг». — «Где этот человек?» — спросил кади. «Здесь, в вашем городе», — ответил жалобщик. Кади послал за обвиняемым расуля и, предвкушая выгодное дело, велел приготовить хороший ужин. Таков уж обычай всех кади в этой стране. Истец и ответчик получили приглашение отужинать и переночевать, а наутро начался разбор дела. Обвиняемый признал долг и согласился все вернуть, ибо, сказал он, кошели только обременяли его: это были пустые бумажные кошели, предназначенные для хранения кофе. «Ведь мы — туфейли», — добавил он. Кади страшно разгневался и прогнал обоих.

Европейцы, исходя из своих стандартов, считают, что всем арабам, в том числе и египетским, присущ один общий порок, а именно неблагодарность 13. Я склонен думать, что так называемая «неблагодарность» — наследие бедуинской традиции и вытекает из народных понятий о гостеприимстве и великодушии. Эти два качества почитаются у мусульман среди высших добродетелей, отступиться от которых и грешно и позорно.

Умеренность и воздержанность этого народа в пище и питье достойны подражания. Я почти на встречал в Египте пьяных, разве что среди музыкантов, танцовщиц или дешевых проституток. Здешние жители очень бережливы. Они высоко почитают хлеб как основу жизни 14 и стараются, чтобы ни крошки его не пропало понапрасну. Мне нередко приходилось видеть, как какой-нибудь египтянин подбирал кусочек хлеба, случайно оказавшийся на дороге, подносил его трижды ко лбу и губам, а затем клал на обочину, где его могут подобрать собаки, — это лучше, чем наступать на него ногами. Вот пример того, как развито у этих людей чувство почтения к хлебу. Об этом случае мне рассказывали несколько человек, и все-таки я сомневаюсь, что это правда. Двое слуг обедали у дверей хозяйского дома. Мимо проезжал со свитой мамлюк-бей. Завидев его, один из слуг поднялся, чтобы выказать почтение к вельможе. Тот гневно взглянул на него и воскликнул: «Разве хлеб, что лежит перед тобой, заслуживает меньшего уважения, чем я?» Не дожидаясь ответа, он махнул рукой, и виновный был тут же, на месте, обезглавлен.

Мусульманское население высших и средних сословий исключительно чистоплотно, а простонародье здесь чище, нежели [246] в других странах. Однако, если бы не религиозные предписания, они, может быть, и не заботились бы так тщательно о чистоте тела. Дети у них ходят грязными и оборванными, но я уже писал выше 15, что по их виду нельзя судить о чистоплотности всего населения. Ритуал омовения, безусловно, мудрое установление религии. В жарком климате чистота тела очень важна для здоровья.

Египтяне тщательно следят за тем, чтобы не соприкасаться с предметами или животными, которые по закону считаются нечистыми. Одна из причин, по которой они не пьют вина, та, что его считают нечистым. Мало кого из мусульман можно уговорить, даже за большое денежное вознаграждение, съесть крошечный кусочек свинины. Исключение составляют крестьяне из Бухейры (провинции на запад от левого притока Нила), употребляющие в пищу мясо дикого кабана и крыс 16. Как-то раз у меня произошла забавная беседа с одним мусульманином на тему о свинине. Этот человек заметил, что европейцев несправедливо оговаривают. Так, например, некоторые клеветники утверждают, что европейцы употребляют в пищу не только мясо свиньи, но и кожу, внутренности и кровь. Узнав от меня, что это правда, он разразился яростными проклятиями по адресу неверных, призывая на них самые страшные муки ада.

Многие мясники, снабжающие каирских мусульман мясом, — иудеи. Несколько лет назад паше жаловался на это один из главных улемов, требуя, чтобы иудеям запретили продавать мясо мусульманам. Услышав об этом, другой улем пошел вслед за первым к паше и заявил, что такая практика не противоречит закону. «Докажи», - потребовал первый. «Докажу словами Аллаха, — ответил второй. — “Ешьте же то, над чем помянуто имя Аллаха, если вы веруете в Его знамения!" 17». Тогда призвали главу мясников-иудеев и спросили, произносит ли он какие-нибудь слова, прежде чем резать животное. «Да, — ответил тот. — Мы, как и мусульмане, всегда говорим: “Во имя Господа! Господь велик!" — и убиваем животное только одним способом: перерезаем ему горло». После этого разъяснения жалобу отклонили.

Несколько дней назад человек, покупавший фатыру, заметил, как пекарь вынул из печи кусок свинины, приготовленный для европейца. Решив, что и вся прочая пища в печи могла быть осквернена прикосновением к нечистому мясу, покупатель немедленно привел солдата с ближайшего караульного поста и под стражей повел пекаря к забиту. Несчастный пекарь перепугался и запротестовал, что ничего, мол, не знал о свинине. Забит решил, что дело серьезное, и передал его для разбора в диван паши. В свою очередь, глава дивана посчитал, что это дело слишком сложно, и послал обвиняемого, на суд в Махкаму. Кади захотел узнать мнение муфтия, а тот ответил: «Поскольку всякая пища, чистая по своей природе, очищается от любой скверны огнем, [247] следовательно, даже находясь в одной печи со свининой, она очистится, как только испечется».

Не так давно из Европы паше прислали в подарок для гарема матрасы и подушки из конского волоса. Женщины, любопытствуя, чем же набиты эти замечательные эластичные подушки, распороли одну из них. Решив, что внутри — свиная щетина, они в ужасе потребовали все выбросить.

Несколько лет назад нынешний паша нанял одного француза, чтобы наладить очистку сахара. Тот решил использовать для этого кровь. В результате почти никто в стране не употреблял сахар европейской обработки, и паше пришлось ввести на своих предприятиях обработку сахара яичным белком. Европейский сахар выше качеством и чище местного, поэтому некоторые египтяне все-таки используют его. В свое оправдание они выдвигают тезис, что изначально чистый продукт может быть снова очищен от скверны. Мне самому приходится держать в доме запас грубого египетского сахара, чтобы готовить шербет для гостей-египтян, с которыми мы неоднократно спорили на эти темы.

Постирав одежду, египтяне по традиции обливают ее снова чистой водой и произносят при этом: «Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммад — посланник Аллаха» 18. Говоря о религии, я упоминал уже несколько обычаев, связанных с очищением тела. Эти обычаи соблюдаются практически всеми. Однако, несмотря на строгое соблюдение правил гигиены, египтяне меняют белье гораздо реже других народов, обитающих в странах с более прохладным климатом. Они, например, часто отправляются в баню в грязной рубашке и, тщательно помывшись, надевают ту же грязную рубаху на чистое тело.

Почтение к родителям — одна из самых замечательных черт в характере этого народа. Я уже отмечал внешние проявления этой почтительности. Огромным уважением пользуются люди пожилого возраста 19, в особенности прослывшие набожными или учеными.

Любовь к отечеству и особенно к дому — другая доминирующая черта в характере современных египтян. Об отъезде из страны они всегда думают с ужасом. Я слышал о нескольких случаях, когда человек собирался в чужие земли ради определенной выгоды, но в момент отъезда решимость покидала его. Суровые притеснения последних лет ослабили страх чужбины, который в значительной степени объясняется невежеством и неосведомленностью относительно чужих земель и их обитателей. Возможно, то же чувство преобладало и у современников Мухаммада, что побудило его обещать высокую награду в будущем мире для тех, кто покинет родину во имя ислама. В доказательство столь необычайной любви египтян к родной земле мне часто указывали, что женщины и девушки редко соглашаются (да и родители не позволяют) выйти замуж за человека, который не собирается жить в родном [248] городе или деревне невесты. Но я думаю, что в данном случае отказ переменить место жительства проистекает от страха перед риском, на который идет женщина, лишаясь помощи и защиты родственников. Удивительно, как удалось когда-то убедить бедуинов, столь сильно привязанных к пустыне и столь же сильно презирающих горожан и земледельцев, поселиться на плодородных берегах Нила. Современные египтяне ведут свое происхождение в основном от бедуинов, однако, унаследовав от предков любовь к родной земле, пустыни они боятся. Однажды совершив путешествие по пустыне, египтяне готовы рассказывать своим менее искушенным соотечественникам бесконечные басни о фантастических опасностях и чудесах, которые повстречали на своем пути.

Праздность — черта, характерная для всех слоев населения, за исключением тех, кто вынужден добывать пропитание тяжелым физическим трудом. Причина тому — климат и плодородие почвы. Даже рабочие, особенно жадные до денег, тратят по два дня на работу, с которой можно управиться за сутки, и способны отложить выполнение самого выгодного заказа ради того, чтобы понежиться и выкурить трубку. Зато носильщик, конюх, бегущий перед хозяйской лошадью, лодочник, которому в тихую и жаркую погоду часто приходится с берега тянуть суда вверх по течению, — такие люди трудятся в поте лица своего.

Египтяне — удивительно упрямый народ. В одной из предыдущих глав я упоминал о том, что еще в древние времена, точнее, в период римского владычества они прославились упорным отказом платить налоги, за что были жестоко наказаны. Египтяне любят хвастаться числом ударов, которые они вытерпели, прежде чем отдали деньги. Это обычное для них поведение. Мне рассказывали как-то об одном феллахе, у которого управитель потребовал приблизительно четыре шиллинга. Упрямец отказался заплатить ничтожную сумму и был жестоко избит палками по пяткам. После этого он все равно продолжал утверждать, что денег у него нет. Пришлось в конце концов его отпустить. Хромая, бедняга двинулся восвояси, но управитель напоследок вкатил ему еще оплеуху, и тогда изо рта у феллаха выпала золотая монета достоинством как раз в четыре шиллинга. Даже имея при себе деньги, он все же предпочел вынести жестокое наказание, нежели с ними расстаться. Такое поведение может показаться странным, однако объясняется просто: эти люди твердо знают, что, чем легче они заплатят, тем больше от них потребуют. Безмерное упрямство и непокорность сочетаются у египтян с подобострастием в манерах и речах. Очень редко египтянин выполняет приказ в точности: почти наверняка он предпочтет сделать все по-своему и вряд ли закончит работу к обещанному сроку.

Покорные властям, феллахи проявляют мужество и храбрость в междоусобных стычках. Из них выходят прекрасные солдаты.

Как всякий южный народ, египтяне чувственнее северян. Этому способствует не только климат, но и многоженство, [249] легкость развода, когда муж хочет жениться на другой женщине, институт наложниц. Название «обиталище нечестивых», согласно наиболее сведущим комментаторам, в Коране относилось именно к древнему Египту 20. Говорят (и я готов этому поверить), что в этом смысле Египет даже превосходит соседние мусульманские страны 21 и до сих пор заслуживает своего древнего названия, если слово «нечестивые» понимать в его обычном для современности смысле, а именно как «развратники». Порок, которым так славились мамлюки, управлявшие Египтом, и благодаря им широко распространившийся в стране, стал здесь таким же обычным явлением, как и повсюду на Востоке. Говорят, что в последнее время этот порок встречается гораздо реже.

Все египтяне, независимо от пола и положения в обществе, отличаются развязностью речи. Этим грешат даже самые благочестивые и респектабельные дамы, за исключением очень немногих, чья речь хоть и груба, но все же пристойна. Выражения, достойные самого грязного борделя, здесь можно услышать из уст образованнейших представителей общества. Изысканные дамы в присутствии мужчин без стыда обсуждают и называют своими именами такие вещи, о которых не всякая проститутка в нашей стране отважится заговорить.

Египтянки распущеннее женщин из любой страны, претендующей на цивилизованность. Это качество охотно признают за ними соотечественники мужского пола, и даже в разговорах с иностранцами. Конечно, существует немало исключений из общего правила. Мне очень хочется привести здесь следующее примечание моего друга, шейха Мухаммада Айяд ат-Тантави, к одному месту из «Тысячи и одной ночи»: «Многие считают вторичный брак величайшим позором. Так думает большинство жителей небольших городов и селений. В этом смысле характерный пример — мои родственники со стороны матери. В их среде не принято, чтобы молодая вдова или разведенная снова вступала в брак. Всю оставшуюся (и, быть может, очень долгую) жизнь такой женщине придется прожить в одиночестве».

Боюсь, однако, что египетских женщин в целом следует признать распущенными. Они пользуются большой свободой, и многие ею злоупотребляют, причем настолько, что усмирить их можно, только посадив под замок. Так с некоторыми и поступают. Считается, что они весьма хитроумны и могут обвести вокруг пальца самого осторожного и подозрительного мужа. Несмотря на огромный риск, их интриги редко расстраиваются. Иногда стараниями жены сам муж становится невольным пособником ее преступных замыслов. В ряде сказок из «Тысячи и одной ночи» достоверно описаны ситуации, характерные и для современной жизни египетской столицы. Многие мужчины в Каире считают, что почти все женщины готовы завязать интригу и некоторых удерживает только страх перед опасностью, для большинства же и это не преграда. Мне было бы обидно думать, что первое из этих [250] утверждений истинно, и я почти убежден, что оно несправедливо жестоко, тогда как второе, судя по условиям, в которых живут здесь женщины, вообще ложно. Человеку, мало знакомому с восточными традициями и обычаями, трудно представить, как нелегко здесь вступить в связь с женщиной. Для женщины из среднего или высшего сословия не только трудно ввести любовника в собственный дом, для нее почти невозможно вступить в разговор с мужчиной, имеющим в доме гарем, или войти в дом, хозяин которого холост и не имеет наложницы, без того, чтобы этого не заметили соседи и не вмешались. Но поскольку следует признать, что многие египтянки все-таки рискуют вступать в незаконные связи, можно предположить, что остальных останавливают главным образом именно эти трудности. Для женщин из низших сословий такие связи проще, и среди них они чаще.

Плотскую чувственность и распутство египтянок можно объяснить по-разному: отчасти климатом, отчасти отсутствием правильного воспитания и навыка к занятиям и невинным развлечениям. Но больше всего в этом повинны сами мужья. Их обращение с женами гораздо опаснее для нравственности, чем суровые регламентации самых строгих гаремов. Мужья любыми способами стремятся возбудить в женах чувственность и одновременно помешать им в поисках внебрачных наслаждений. Скрываясь за резными решетками окон, женщины слушают нескромные песни и басни уличных певцов и сказителей, которых мужья специально нанимают для развлечения жен, или же наслаждаются эротическими танцами гавази (профессиональных проституток) и женоподобных хавалей. Состоятельные люди часто приглашают гавази в свои гаремы не только ради развлечения невольниц, но и для обучения их сладострастным танцам. Чтобы позабавить затворниц, в гарем приносят даже непристойные марионетки. О хитроумии и любовных проказах египтянок мне довелось выслушать бесчисленное множество историй. Приведу здесь несколько для примера.

Разорившийся работорговец женился на молодой богатой красавице. У него собственных денег не было, но у нее было достаточно для обоих. Вскоре после свадьбы он стал пренебрегать женой. Супруга же, увидев, что муж далеко не молод, потеряла к нему всякий интерес и воспылала страстью к мусорщику. Она купила для него по соседству лавку, дала денег для приличной торговли, и он стал продавать зерно и фураж. Потом женщина сообщила любовнику свой план, как им можно встречаться без риска. У нее в гареме было окно с навесными ставнями, а напротив росла пальма, ветви которой находились на уровне окна. С этой пальмы любовник мог легко забраться в гарем, а в случае опасности — быстро скрыться. Во всех кознях жене помогала верная служанка. Накануне первого свидания любовников служанка по приказу госпожи сообщила мужу, что должно произойти ночью в его доме. Муж решил выследить жену и сказал ей, [251] что уходит и ночевать не вернется, а сам спрятался в нижнем этаже. Ночью, когда служанка известила его, что в гареме посетитель, он взбежал наверх, но двери гарема оказались заперты. Супруг стал ломиться в дверь и стучать. Любовник тем временем вылез в окно, а жена принялась кричать и звать на помощь соседей: «Помогите! В доме воры!» Соседи прибежали, увидели, что перед запертой дверью стоит муж, и сказали ей об этом. Она же отвечала им, что супруга нет дома, а это, должно быть, грабитель. Тогда муж рассказал соседям все, что знал от служанки, и закричал, что в комнате у жены мужчина. Он взломал дверь гарема, обыскал комнату, но никого не нашел. Соседи пристыдили его, а жена обвинила в клевете. На следующий день, взяв свидетелями двух соседей, она отправилась в Махкаму, чтобы привлечь мужа к суду: ведь он обвинил ее в измене, сам ничего не видав и не имея свидетелей. Муж был осужден и по закону Корана 22 получил в наказание восемьдесят плетей, но на развод согласия не дал. Еще три дня супруги прожили мирно, а на третью ночь, когда муж уснул, жена привязала его крепко-накрепко веревками к постели. Вскоре пришел любовник, они разбудили мужа, приказали ему молчать под страхом смерти, а сами принялись забавляться в его присутствии. Так провели они несколько часов. Когда любовник ушел, жена развязала мужа. Тот принялся избивать ее и звать соседей в свидетели. Тогда и она принялась звать на помощь. Соседи прибежали, увидели его в ярости и легко поверили жене, кричавшей, что муж сошел с ума. Стали они его уговаривать, успокаивать, что Аллах вернет ему разум, а жену освободили. Она тут же потребовала, чтобы пришел расуль от кади и забрал мужа, и сама отправилась с ними к судье, пригласив соседей в свидетели. Соседи единодушно подтвердили, что муж сошел с ума, и кади приказал отправить его в маристан (сумасшедший дом). Жена же, притворяясь, будто жалеет мужа, упросила кади, чтобы он разрешил ей держать мужа дома: она мол, станет за ним ухаживать и облегчит ему страдания. Кади похвалил женщину за милосердие и сказал, что Аллах вознаградит ее за это. Тогда жена принесла из маристана железную цепь с ошейником и приковала мужа в нижнем этаже дома. Каждую ночь она на глазах у мужа развлекалась с любовником, а когда тот уходил, требовала согласия на развод. Но муж все не соглашался. Когда он жаловался соседям на распутство жены, ему не верили и все успокаивали: «Да поможет тебе Аллах! Да поможет тебе Аллах!» Так продолжалось месяц. Отчаявшись получить от мужа согласие на развод, жена послала за начальником маристана. Соседи пришли проводить мнимого сумасшедшего и посочувствовать. Один сказал: «Нет силы и мощи, кроме как у Аллаха!», другой: «Как грустно! Воистину он был человек достойный!» А третий заметил: «Сейчас как раз созрели бадинганы» 23. Каждый день жена приходила к мужу в маристан с одним и тем же вопросом, и каждый раз муж отказывался развестись с ней. «Останешься [252] здесь на цепи до самой смерти, — сказала она, — а любовник все равно будет приходить ко мне». Наконец через семь месяцев бедняга согласился на развод. После этого жена добилась его освобождения, и они развелись. Любовник ее был низкого происхождения, поэтому в мужья она его не взяла, а принимала у себя, когда хотела. Служанка не сохранила тайны своей госпожи и рассказала правду. Так об этом узнали все.

Когда в преступную связь вступает жена богатого или именитого человека, обоим любовникам грозит страшная расправа 24. Вот еще одна история, случившаяся в прошлом году в Каире. Жена крупного военачальника, воспользовавшись отъездом мужа, позвала в гости купца-христианина, продававшего ей прежде шелка. Купец явился в назначенное время. У дверей его встретил евнух, отвел в другой дом, переодел в женскую одежду и под вуалью привел гостя к хозяйке. Купец пробыл у нее почти всю ночь, а уходя, когда она еще спала, захватил с собой и кошелек, который накануне отдал этой женщине. Евнух проводил его назад в тот дом, где купец оставил одежду. Там он переоделся в собственное платье и вернулся в лавку. Жена военачальника обнаружила пропажу кошелька и отправилась к купцу. Упрекнув его, она стала уверять, что деньги ей вовсе не нужны, а нужен он сам. Женщина снова пригласила его прийти ночью, и купец согласился. Но после полудня в лавку к нему прибежала служанка этой женщины и рассказала, что хозяйка подмешала яду в воду, которая предназначена ему для питья. Говорят, здесь это обычный способ мести, принятый у женщин, оскорбленных любовником.

Жене мусульманина неминуемо угрожает смертная казнь, если найдутся четыре свидетеля ее измены и они (или муж) потребуют для нее наказания. Показания служителя правосудия также равноценны смертному приговору. Тогда и четырех свидетелей не требуется. Очень часто женщин из высокопоставленных семей казнят тайно лишь на основании произвольного приказа властей. Спасти несчастную может только взятка. Взятки здесь берут всегда, если подкуп совершается втайне, без свидетелей. По закону развратниц должны публично побивать камнями. Сейчас в столице и других крупных городах Египта таких женщин топят.

Несколько месяцев назад в Каире одна бедная женщина вышла замуж за продавца птицы и дичи и жила у него вместе с матерью. Одновременно она сняла еще три помещения и вышла замуж еще за трех человек; все они часто и надолго уезжали из города, а потому она рассчитывала, что в случае возвращения одного из них ей легко будет отпроситься у первого мужа и провести с другим дня два-три. К несчастью для нее, все трое вернулись в Каир в один и тот же день и отправились за ней в дом, где жили ее мать и ее первый муж. Женщина испугалась, притворилась, будто ей плохо, и как бы потеряла сознание. Мать отнесла ее во внутреннюю комнату, а мужья принялись спорить, как лечить больную, и [253] каждый предлагал свое средство. Один из них сказал: «Я буду ее лечить, как мне захочется. Разве она не моя жена?» — «Твоя жена? — воскликнули хором остальные мужья. — Она — моя жена!» Каждый из них доказал законность своего брака, женщину отвели в Махкаму на суд, приговорили к смерти и бросили в Нил.

Похожая история произошла во время моего первого посещения Египта: некая женщина вышла замуж сразу за трех солдат из регулярных войск (низам). Ее по грудь закопали в землю, а потом застрелили.

Очень редко неверная жена может надеяться, что какие-нибудь смягчающие обстоятельства или покровительство влиятельных лиц избавят ее от смерти. Но иногда такое все же случается. Так, например, в прошлом году паша выдал свою невольницу замуж за богатого работорговца, поставлявшего ему рабынь и мамлюков. Работорговец плохо обращался с этой женщиной: он не просто изменял ей, но и совершенно ею пренебрег. В результате она вступила в незаконную связь с торговцем, у которого много покупала. Однажды, когда мужа не было дома, черный раб заметил в окне гарема голову мужчины и тут же бросился наверх. Женщина, заслышав шаги, спрятала любовника в шкафу. Раб стал обыскивать комнату и рванул дверь шкафа, откуда выскочил любовник с кинжалом в руках. Раб схватился рукой за лезвие, а женщина вцепилась в чернокожего и не отпускала, пока любовник не скрылся. Потом она принялась целовать рабу руку и умоляла не губить ее и не говорить ничего мужу. Но раб был непреклонен. Он тут же отправился к хозяину, показал ему пораненную руку и рассказал все, как было. Тем временем женщина бежала в гарем к паше и укрылась там. Муж потребовал выдать ее и казнить. Просьбу его сочли справедливой, и женщину судили. Она бросилась к ногам прежнего хозяина, и все рассказала о недостойном поведении мужа и о том, как он пренебрегал ею. Тогда паша почувствовал себя оскорбленным поведением мужа, в гневе плюнул он в лицо работорговцу, а женщину снова отослал в свой гарем. Ее любовник недолго прожил после этого: его задушили в доме, где жили несколько куртизанок. Женщины эти никак не пострадали, потому что осталось неизвестным, которая из них совершила преступление.

Европейцы слишком строго судят об отношении к женщинам мусульман в Египте и в других странах. Среди мусульман не принято спрашивать у женщины согласия на брак, но ведь и мужчина часто выбирает себе жену заочно, не видя ее до заключения брачного соглашения. Естественно поэтому, что до свадьбы между женихом и невестой не могут зародиться сердечные чувства. Таким образом, не только женщины, но и мужчины оказываются жертвами тиранических законов и обычаев. К счастью, они несут это бремя с гордостью и благородством, а отказаться от закона сочли бы недостойным. Что же касается ограничения свободы для женщины, то, как я уже отмечал, эти ограничения принимаются [254] ими в значительной степени добровольно и, на мой взгляд, они не так суровы здесь по сравнению с другими странами Турецкой империи, во всяком случае гораздо мягче, чем описывают многие авторы. Пленение в гареме женщины воспринимают с гордостью, как свидетельство заботы и любви со стороны мужа. Им нравится, что их берегут, как драгоценные сокровища.

В культурном обществе считается неприличным осведомляться о здоровье жены хозяина или любой другой женщины в его доме, если она не родственница спрашивающему. Один из моих друзей-мусульман спросил как-то у единоверца, вернувшегося из Парижа, что его поразило более всего в стране неверных. Подумав немного, чем можно удивить человека, мыслящего разумно и непредвзято, тот ответил следующее: «Самое невероятное, что в Париже и во всей Франции хозяин дома, приглашая гостей, включает в их число и женщин. Помещения для приема ярко освещены, и там вперемежку собираются и мужчины и женщины, которые, как тебе известно, не закрывают лиц. Всякий мужчина может сесть рядом с чужой женой, говорить с ней и даже танцевать в присутствии ее собственного мужа. И тот ни чуточки не ревнует и не сердится на такое неприличие».

Египтяне и щедры и жадны одновременно. Совмещение двух столь противоположных качеств в одном характере удивительно, но так уж устроен этот народ. Склонность к обману и мошенничеству в коммерческих делах присуща торговцам всех наций, но среди египтян этот порок заметен больше. Если дело сулит выгоду, египтянин пойдет на откровенный обман. У людей, стонущих под игом деспотичного, грабительского правления, какое долгие годы изнуряло Египет, тяга к накопительству неизбежна. Всеми силами цепляться за то, что пытаются отнять, естественно для человека. Потому-то денежные излишки, которые египтянин не может реализовать, он вкладывает в украшения для жен, а в случае надобности легко сумеет снова превратить их в деньги. Другое следствие такой политики правительства — это то, что жители Египта (как и во всех странах со сходными политическими условиями) зарывают свои капиталы в доме, например где-нибудь под полом. Часто хозяин умирает, так и не успев сообщить семье, где находится его махба (тайник), и, чтобы найти деньги, приходится разбирать дом по бревнышку.

Как правило, египтяне — честные должники и долги возвращают сполна. Пророк Мухаммад утверждал, что даже мученическая смерть не извиняет неоплаченного долга. Процентов за ссуду они обычно не берут, так как это строго запрещено законом.

Правдивость — добродетель редкая в современном Египте. Сам пророк советует прибегать ко лжи в определенных случаях, например для примирения враждующих сторон, для ублажения жены или чтобы получить преимущество в борьбе с врагами веры. Правда, в других случаях он строго осуждает ложь. Разрешение лгать иногда несколько объясняет повальную склонность арабов [255] ко лжи, ибо ограниченное право бессознательно становится привычкой, и тогда легко выйти за рамки дозволенного. Хотя египтянин готов солгать умышленно, он всегда признает неумышленную ложь и обязательно добавит: «Нет, прошу прощения у Аллаха, это было на самом деле так-то и так-то». А сообщая сведения, в которых не уверен, прибавит: «Аллах всеведущ». Хочется рассказать здесь об одном армянском ювелире, и я делаю это с чувством определенной гордости за собственный народ. Он жил в Каире и славился правдивостью. Друзья решили дать ему какое-нибудь прозвище, чтобы отметить столь редкую среди них добродетель. И они дали ему имя аль-Инглизи (Англичанин), которое стало его фамилией.

Здесь можно часто услышать, как торговец, называя последнюю цену, от которой не отступится, говорит при этом: «Слово англичанина». В сходных ситуациях говорят также: «Слово европейца». Но я не слышал, чтобы какой-нибудь другой народ, кроме англичан и магрибинцев, т.е. западных арабов, так высоко отличали за правдивость. Магрибинцы же заслужили репутацию правдолюбов тем, что лгут чуть меньше прочих арабов.

Выше я упоминал о привычке египтян клясться именем Аллаха. Должен добавить сейчас, что многие среди них не стыдятся пользоваться такой, клятвой, чтобы выдать ложь за правду. В таких случаях они иногда восклицают: «Ва-ллахи\» («Клянусь Аллахом!»), но чаще: «Валла!», что означает то же самое. Правда, египтяне говорят, что второе восклицание может быть понято как восхваление Аллаха; напротив, первое — нерушимая клятва, и соединить ее с ложью — страшный грех. Искупить клятвопреступление можно, только накормив или одев десять бедняков, выкупив мусульманина из рабства или плена или трехдневным постом 25. Такое искупление предписывается Кораном лишь за мелкие богохульства, но в наши дни египтяне иногда пользуются этим предписанием, чтобы искупить намеренное лжесвидетельство. Всем прочим видам повинной они предпочитают пост. Однако существуют клятвы, которые немногие мусульмане отважатся нарушить. К таким относятся трижды произнесенное восклицание: «Клянусь Аллахом Великим!» 26 и клятва на Коране: «Клянусь заключенным здесь словом Божьим!» Но самая надежная клятва — это клятва разводом. Она звучит так: «Да постигнет меня развод!» 27 (т.е. «пусть жена разведется со мной, если я сказал неправду») или так: «Да постигнет меня позор!» 28, что равнозначно словам: «Пусть мне изменит жена!», или: «Да постигнет меня развод трижды!» 29, что означает неоспоримый, окончательный развод. Нарушение любой из этих трех клятв дает право жене (если она у этого человека единственная) тут же получить развод, буде доказано, что клятва ложна. Если жен две, муж сам должен выбрать, от какой отказаться. Существуют, однако, и такие отъявленные лжецы, для которых самые нерушимые клятвы не преграда. Об одном таком человеке сказал поэт [256]:

Абу-ль-Маалла, всех больше лжет он,
Когда клянется нам разводом.

У египтян легко вспыхивают ссоры, особенно среди простонародья, и тогда в ход идут проклятия по адресу отцов, матерей, бород и пр., оскорбительные эпитеты вроде «сукин сын», «сводник», «свинья» и самое ужасное для них ругательство — «иудей». Когда один из ссорящихся оскорбляет отца второго, тот обычно отвечает оскорблениями по адресу и отца и матери первого, а иногда и всего семейства. Угрозы могут сыпаться градом, но редко сменяются ударами. Правда, я видел несколько раз, как люди низкого звания в ярости кусали и хватали друг друга за горло. Я также видел примеры выдержки и терпения среди людей среднего и высшего сословий, когда их грубо оскорбляли. Я не раз слышал, как египтянин, которого ударил равный, восклицал: «Да благословит тебя Аллах!», «Да отплатит тебе Аллах добром!», «Ударь меня еще раз!» Обычно ссоры кончаются тем, что одна из сторон или оба спорщика говорят: «Справедливость не на моей стороне». После этого они обычно читают вместе Фатиху, а потом могут обняться и расцеловаться.

Египтяне ироничны, их шутки и колкости бывают весьма остроумны. Арабский язык предоставляет массу возможностей для игры слов и каламбуров. Простонародье зло высмеивает своих правителей в песнях и издевается над теми правительственными постановлениями, от которых более всего страдает. В одной из песен, очень популярной в городе Асуан, сочинители призывали чуму на голову своего самодура-губернатора и его помощника, копта. Другая песня, очень популярная во время моего первого приезда в Египет, родилась в ответ на повышение подоходного налога под названием фирда. Она начиналась такими словами: «У кого есть только либда, пусть продаст и уплатит фирда». Раньше я уже объяснял, что либда — это войлочная шапочка, которую носят под тюрбаном или вместо него. Только у самых бедных людей нет другого головного убора, кроме либды.

Комментарии



1. Мне достоверно известно, что в школах детей часто обучают целому набору проклятий в адрес людей и имущества христиан, иудеев и прочих, кто не приемлет веры Мухаммада.