Питер: Инструкция по применению

Питер: Инструкция По Применению
2 февраля 2018

Доходный дом И. И. Дернова (Башня Вячеслава Иванова)

«Башня» Вячеслава Иванова — так современники называли петербургскую квартиру поэта в башенной части здания, расположенного на углу Таврической и Тверской улиц, — была уникальным явлением культуры Серебряного века. На собраниях «Башни» в 1905–1912 годах ставились и обсуждались вопросы литературы, живописи, театра, новой эстетики и этики, философии, богословия и антропософии, а посетителями были лучшие представители артистического мира своего времени. Очень непросто найти петербургского или московского писателя, который бы там не побывал. Среди всех мероприятий — «сред», «Академии стиха», общества «Друзья Гафиза», театральных постановок и т. д. — случались иногда собрания-гиганты, в которых участвовало до 70 человек. Наш материал посвящен не хозяину «Башни», а 33 ее посетителям — в память о снискавшем скандальную славу романе жены Вячеслава Иванова Лидии Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода».

Разные посетители
1. Александр Блок на крыше «Башни» полночи читал (впервые) свою «Незнакомку». Корней Чуковский описал это событие весьма поэтически:

«…В белую петербургскую ночь мы, художники, поэты, артисты, опьяненные стихами и вином — а стихами опьянялись тогда, как вином, — вышли под белесое небо, и Блок, медлительный, внешне спокойный, молодой, загорелый (он всегда загорал уже ранней весной), взобрался на большую железную раму, соединявшую провода телефонов, и по нашей неотступной мольбе уже в третий, в четвертый раз прочитал эту бессмертную балладу своим сдержанным, глухим, монотонным, безвольным, трагическим голосом. И мы, впитывая в себя ее гениальную звукопись, уже заранее страдали, что сейчас ее очарование кончится, а нам хотелось, чтобы оно длилось часами, и вдруг, едва только он произнес последнее слово, из Таврического сада, который был тут же, внизу, какой-то воздушной волной донеслось до нас многоголосое соловьиное пение».

2. Валерию Брюсову, даже сидя на полу, удавалось сохранять на «Башне» свой наполеоновский вид:

«Гости на „средах“ оставались иногда до раннего утра. Лидия Дмитриевна, любившая хитоны и пеплумы, красные и белые, предпочитала диванам и креслам ковры, на которых среди подушек многие группировались и возлежали. Помню, так было при приезде Брюсова, который, сидя на ковре в наполеоновской позе, читал свои зловещие стихи, и свет был притушен. Но до „кадильниц“ и тем более до каких-то „оргий“, о чем ходили слухи, в „башне“, разумеется, не доходило».

3. Сергей Городецкий — молодой ученик Иванова и автор моментально прославившего его сборника «Ярь». В Петербурге ходили слухи, что чету Ивановых и Городецкого связывают не только отношения ученика и учителей. Когда «Башню» стали посещать новые люди, поэт проникся к ним глубокой ревностью. В частности, о Гумилеве в 1910 году он писал Иванову следующее:

«Теперь я вижу, что Вы заключили постыдный компромисс с отбросами декадентства, поставившими себе задачи, совершенно противоположные Вашим, посильные им, но недостойные Вас. Задачи эти заключаются в насаждении голого формализма в русском искусстве, прикрывающего внешней якобы красотой пошлость и бездарность».

Впрочем, это не помешало ему в 1911 году организовать с Гумилевым «Цех поэтов», а в 1912-м с ним же стать синдиком акмеизма.

4. Николай Гумилев, обласканный, как казалось Городецкому, вниманием Иванова, однажды на «Башне» стал причиной судьбоносного для истории русской литературы скандала. Он прочел свою поэму «Блудный сын», а Иванов неожиданно полностью ее разгромил.

По сути же причиной нападок было не столько само произведение, сколько накопившиеся противоречия между поэтами. «Выступление, — свидетельствовала Надежда Мандельштам со слов мужа, — было настолько грубое и резкое, что друзья Гумилева покинули „Академию“ и организовали „Цех поэтов“ — в противовес ей». В недрах «Цеха поэтов» вскоре родился акмеизм, а творческие связи Гумилева и Вячеслава Иванова были разорваны навсегда.

5. Анна Ахматова дебютировала на «Башне» 14 июня 1910 года. По свидетельству современников, «Вячеслав очень сурово прослушал ее стихи, одобрил только одно, об остальных промолчал, одно раскритиковал». Заключение Иванова было равнодушно-ироничным: «Какой густой романтизм…» А Ахматова позже объясняла поведение мэтра его коварством: «Он делал так — уводил к себе, просил читать, вытирал слезы, хвалил, оттуда выводил ко всем — и там ругал. Был предатель». Этот факт не помешал Ахматовой посещать «Башню», где, помимо стихов, она иногда демонстрировала свои акробатические способности. Дочь Вячеслава Иванова вспоминала, как однажды, окруженная гостями, юная Ахматова показывала свою гибкость, проделывая отчаянный цирковой трюк: перегнувшись назад, до самого пола, пыталась схватить зубами спичку, которая торчала вертикально из лежащей на полу коробки.

6. Художница, антропософка, первая жена Андрея Белого Ася (Анна Алексеевна) Тургенева также выступала на «Башне» с цирковым номером — стояла на голове:

«К ней стали приставать, чтобы она встала на голову. Видимо, это был в то время ее номер. Она сняла со стриженых волос резинку, на которую были нанизаны черные бусы, и надела ее на ноги, прижав юбку. Затем легким движением вскинула ноги, опираясь на руки, получилась фигура, напоминающая вазу. Белый подал ей зажженную сигарету, и она простояла, пока докурила. Все восхищались, и, кажется, сам Белый больше всех».

7. Анастасию Чеботаревскую, жену поэта Федора Сологуба, на одном из вечеров «Башни» буквально носили на руках. Просто так. Михаил Кузмин записал в дневнике: «Перешли на французский, потом на итальянский, потом на английский. Чеботаревскую носили на руках и клали на колени».

8. Федор Сологуб, играя на «Башне» в анаграмматические игры с именами собственными, написал хозяину дома такое стихотворение, что адресат не на шутку перепугался, предполагая, что поэт колдует против него. Стихотворение представляло собой различные возможные разгадки имени Иванова:

Что звенит?
Что манит?
Ширь и высь моя!
В час дремотный перезвон
Чьих-то близких мне имен
Слышу я.

Вящий? Вещий?
Прославляющий ли вещи?
Вече? иль венец?
Слава? слово или слать?
Как мне знаки разгадать?

В сочетаньи вещих слов,
В сочетаньи гулких слав,
В хрупкий шорох ломких трав,
В радость розовых кустов
Льется имя ВЯЧЕСЛАВ.

9. Велимир Хлебников в начале своего творческого пути сошелся весьма тесно с Ивановым и обитателями «Башни». Находясь под большим впечатлением от личности хозяина и всей обстановки, молодой футурист сочинил поэму, где иносказательно описал как происходящее там, так и некоторых его участников. При первой публикации поэма была названа «протокольным описанием Среды у Вяч. Иванова», в другой раз — «юмористическим дневником в стихах на тему поэтического быта петербургских символистов», а в итоге получила название «Зверинец». По свидетельству Ахматовой, «в самом конце 1909 или в начале 1910 года» Хлебников читал эту поэму на «Башне». Слушатели восприняли ее восторженно.

10. Поэт Юрий Верховский весьма преуспел на «Башне», исполняя роль задней части слона:

«Однажды вечером, когда на Башне был Мейерхольд, вздумали строить слона. Передние ноги и хобот был Мейерхольд, задние — Юрий Верховский. Все было покрыто серым одеялом или пледом. Под музыку Кузмина слон двигался в тесноте людей и мебели, и все радовались».

11. Поэт Валериан Бородаевский ходил по «Башне» в костюме библейского пророка. Его жена Маргарита вспоминала:

«От времен Зиновьевой-Аннибал был сундук, полный больших кусков разноцветной материи, в которые она любила драпироваться. Иногда вдруг приходило в голову драпировать кого-нибудь из присутствующих. Валерьяна покрыли ярко-синей материей по рисункам библейских фигур, а на голову надели род чалмы со спускающимся на плечо концом из желто-оранжевого вельвета. При его черной бороде это вышло очень эффектно».

12. Мистик, поэт, критик и литературный организатор Георгий Чулков, разругавшись с московскими литераторами, перебрался в Петербург и близко сошелся с Ивановым. В недрах «Башни» зародилось очередное художественное течение, пропагандировавшееся Чулковым и поощрявшееся Ивановым, — «мистический анархизм». Эта затя привлекла внимание властей: с анархизмом в политическом смысле здесь не было ничего общего, однако узнавшие об этом сотрудники охранного отделения всерьез заинтересовались «Башней» и ее собраниями, произведя там несколько обысков и облав.

13. Елена Оттобальдовна КириенкоВолошина, мать поэта Максимилиана Волошина, была арестована именно в результате одной из таких облав. Ее необычная внешность (стриженые волосы и широкие, короткие шаровары) показалась стражам порядка подозрительной, и они решили, что она-то и есть главный «мистический анархист». Вконец расстроенную, всю в слезах, ее увезли в градоначальство, продержали до утра, но после вмешательства градоначальника отпустили и принесли извинения

14. Философ и литератор Дмитрий Мережковский при разъезде после обыска на «Башне» не нашел своей бобровой шапки. По этому поводу напечатал в «Руле» язвительное открытое письмо министру внутренних дел «Ваше превосходительство, где моя шапка?». Но произошел большой конфуз: шапка на другой день нашлась застрявшей за сундуком в передней.

15. Анна Минцлова, ярый оккультист, антропософ, деятель теософского общества, подолгу жила на «Башне» после смерти Зиновьевой-Аннибал, предлагая Иванову различные оккультные затеи и практически став на несколько лет его духовной наставницей. В частности, она учила Иванова составлять гороскопы. Совместно они составили печальный гороскоп сыну Валериана Бородаевского, Павлу. Вскоре сын умер, из чего осведомленные об этом событии люди заключили, что гороскоп был верный. Осенью 1910 года Минцлова исчезла из Петербурга, и о ней никто больше никогда не слышал.

16. Андрей Белый, прожив в начале 1910 года несколько месяцев на «Башне», едва избежал очередной оккультной затеи Анны Минцловой, жаждавшей заключения нового «мистического триумвирата»

«Быт выступа пятиэтажного дома, иль „башни“, — единственный, неповторимый; жильцы притекали; ломалися стены; квартира, глотая соседние, стала тремя, представляя сплетение причудливейших коридорчиков, комнат, бездверных передних; квадратные комнаты, ромбы и секторы; коврики шаг заглушали, пропер книжных полок меж серо-бурявых коврищ, статуэток, качающихся этажерочек; эта — музеик; та — точно сараище; войдешь, — забудешь, в какой ты стране, в каком времени; все закосится; и день будет ночью, ночь — днем; даже „среды“ Иванова были уже четвергами; они начинались позднее 12 ночи. Проведший со мною… два дня Э. К. Метнер на третий сбежал; я такую жизнь выдержал пять недель; возвращался в Москву похудевший, зеленый, осунувшийся, вдохновленный беседой ночною, вернее, что — утренней».

17. Иоганнес фон Гюнтер, переводчик, поэт, будущий сотрудник журнала «Аполлон», весной 1908 года прожил около трех месяцев на «Башне», а на одной из «сред», по его собственному свидетельству, получил от незнакомой дамы презент в виде шкатулки с гашишем: «Бывали здесь… загадочные одинокие женщины, поднаторевшие в общении — одна из них даже хотела соблазнить меня гашишем, она подарила мне малахитовую шкатулочку, наполненную коричневатыми, словно медовыми, пилюлями».

18. Художница и оккультистка Маргарита Сабашникова прожила на «Башне» больше полугода в 1906 году и позже описывала один странный башенный обычай: бросаться апельсинами в скучных докладчиков. Поэт Михаил Кузмин рассказывает об этом несколько иначе: бросались не самими апельсинами, а корками, что кажется менее травматичным и более правдоподобным.

В какой-то момент пребывания на «Башне» Сабашникова оказалась участницей «любовного квадрата»: она была женой Максимилиана Волошина, но испытывала чувства к Иванову, который был женат на Зиновьевой-Аннибал. Позднее она вспоминала:

«Вскоре я осознала, что Вячеслав любит меня. Я сказала это Лидии и добавила: „Я должна уйти“. Она же, давно уже знавшая об этом, возразила мне: „Ты вошла в нашу жизнь и принадлежишь нам. Если ты уйдешь, между нами навсегда останется что-то мертвое. Мы оба не можем потерять тебя“. Потом мы говорили втроем. У них была странная идея: если два человека, как они оба, стали настолько единым целым, они могут любить третьего.

19. 5 января 1906 года жители «Башни» восприняли как «чрезвычайно знаменательный день в жизни… литературного мира». Именно тогда Таврическую, 35, посетил Максим Горький. Как передавали очевидцы, писатель «явился милым и кротким агнцем, говорил… много о необходимости слияния литературных фракций, о том, что… художники все в России». По свидетельству Мейерхольда, Горький утверждал, что люди искусства «слишком преуменьшают свое значение», являясь «истинным правительством» в «скудной России», призывал к господству и учреждению нового театра-клуба, «который мог бы объединить все литературные фракции». Однако планам по объединению писателей-реалистов с мистиками не было суждено сбыться. В следующую встречу (уже в Финляндии) Горький принял делегатов весьма сухо, а вскоре общение и вовсе прекратилось. «Знаменательное событие» завершилось ничем

20. Иван Бунин в чуть ли не единственный из известных визитов на «Башню» успел не только подразнить ее обитателей, но и получить вызов на дуэль от литературоведа Евгения Аничкова. Как вспоминает жена писателя, по дороге туда Бунин и Александр Митрофанович Федоров «стали сочинять совместно нелепое „декадентское“ стихотворение, — один придумает строчку, другой вторую

. Когда они с Федоровым явились на это сборище, Бунин с задором сказал, что вот они только что прочли новые стихи, в которых ничего не понимают. Аничков, профессор литературы, вскочил и с запальчивостью воскликнул: „Что ж тут непонятного…“ — и стал объяснять. Бунин, не выдержав, перебил восторженного критика:
— Да мы с Федоровым сейчас на извозчике всю эту белиберду насочинили.
— Вы сами не понимаете, что вы сотворили, — это гениально! — возопил со свойственным ему темпераментом Аничков.
— Но позвольте, — смеясь возразил Федоров, — я понимаю, если бы один из нас создал их, то можно было бы говорить о гениальности автора… Но ведь мы же вдвоем, по очереди, выдумывали эти бессмысленные строчки…
Поднялся крик, шум, чуть дело не дошло до дуэли между Аничковым и Буниным, но… в конце концов все уладилось».

21. Писательница Надежда Санжарь осталась в истории русской культуры начала XX столетия только благодаря своему эксцентричному намерению, которое она огласила и на «Башне». Историю этих эскапад записал в своем дневнике Кузмин: «Ходили курсистки, теософки и психопатки. Последних очень мало, но бывали вроде дамы Бриллиант, которая ходила по великим людям за зародышем. Она хотела иметь солнечного сына от гения. Перед визитом она долго обсуждала, чуть ли не с мужем, достаточно ли данное лицо гений и порядочный человек (это почему-то тоже входило в условие). Так она безуспешно ходила к Андрееву, Брюсову и Евг. Вас. Аничкову и добрела до Вяч. Ив.». Намерения женщины раз и навсегда пресекла Зиновьева-Аннибал: «Лид. Дм. услышала из соседней комнаты желание странной посетительницы и запустила в нее керосиновой лампой. Весь кабинет вонял керосином дня три», — заканчивает историю Кузмин.

22. Николай Бердяев был частым гостем и «несменяемым председателем» на всех «средах», проходивших на «Башне». Серьезные обсуждения вопросов богословия, философии и эстетики участники пытались разбавлять игровым элементом. Так, по воспоминаниям многих посетителей, Бердяев председательствовал с привязанным к ноге звонком, а половые вопросы обсуждали, конечно же, сидя на полу. В организованном на «Башне» кружке «Друзья Гафиза», стилизованном на персидский лад, русский философ надевал костюм Соломона и, по заверениям Кузмина, был в нем «декоративней всех» и чрезвычайно «эффектен». Иногда назывался и Ассаргадоном.

23. Лев Шестов после закрытия собраний «Башни» написал об Иванове статью «Вячеслав Великолепный. (К характеристике русского упадничества)». Прозвище Иванова прижилось среди литераторов, статья же была встречена прохладно. В 1921 году Иванов говорил Альтману о заблуждении Шестова, оказав