Моя семья - мое богатство

Моя Семья - Мое Богатство
10 января 2015

Как аукнется, так и откликнется

Я много раз в своей жизни слышала от родителей, приходящих на консультацию, жалобы на своих иногда уже вполне взрослых детей:

— Такой равнодушный! Такой бесчувственный! Сколько я для него… А он…

И получалась, если верить этим родителям, очень странная картина — они, родители, всю жизнь давали детям любовь и внимание, а теперь эти дети не хотят им вернуть то, что они им отдали! Не хотят делать то, что от них требуют, не хотят отдать свое внимание, свою любовь.

Родители в этой ситуации выглядели просто ангелами небесными, а дети их — безжалостными эгоистичными чудовищами.

Но, слушая таких родителей, я всегда знала — получается нестыковка. Нестыковка. Потому что так не бывает! Не бывает так.

Если родитель действительно был любящим и добрым по отношению к ребенку — он может получить в ответ только любовь и доброту. Но если его ребенок, став взрослым, не хочет отдавать любовь и доброту, а проявляет равнодушие, или даже жестокость — то, может быть — именно это он и получал от родителей в своей детской жизни?

«Как аукнется — так и откликнется», — это вселенский закон, и выполняется он неукоснительно, вне зависимости от нашего желания, настроения или обстоятельств.

И если наши дети выросли неотдающими, нещедрыми, недобрыми — не надо искать нигде причин, кроме как в нашем отношении к ним. Дети — наши зеркала. Они отражают нам наше отношение к ним. И расхожая фраза о том, что нужно относиться к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к себе — истинна. И более чем истинна в наших отношениях с нашими детьми.

И если наши дети сейчас ведут себя по отношению к нам бесчувственно, значит, они не получали от нас тепло и любовь. Если бы они получали это — они бы именно это нам и вернули.

Все возвращается.

Мы пожинаем то, что сами посеяли.

Наша бесчувственность вернется их бесчувственностью к нам. Наше равнодушие — их равнодушием.

Наша жесткость, даже жестокость — их жестокостью.

Я помню одного папу, жесткого, категоричного, который наказывал своего сына ремнем, папу, которого, по его словам, самого в детстве жестоко порол отец. Бил, приговаривая: «Потом благодарен мне будешь!»

— Ну и как, — спросила я — вы чувствуете благодарность к отцу?

Он как-то криво усмехнулся, и сказал жестко, сухо:

— А что — все нормально! Ну, бил… — Было заметно, что говорить ему об этом неприятно.

— А в каких отношениях вы с отцом сейчас? — спросила я.

— В нормальных, — кратко ответил мужчина.

— Вы часто видитесь?

— А чего с ним видеться? Он живет своей жизнью, я — своей…

— Но у вас открытые, близкие отношения? Вы звоните друг другу? Вы делитесь друг с другом чем-то?

Вы интересуетесь его жизнью?

Мужчина молчал.

— Вы думаете о нем? Заботитесь? Радуете его чем-то?

Мужчина растерянно ответил, помолчав:

— Да нет, как-то у нас не так все. — И добавил оправдывающее: — Живет, и ладно, — и плечами передернул, как будто сбросил что-то. И добавил: — Ну а о чем нам с ним говорить? И чего мне к нему ходить? — И помолчав, сказал как-то удивленно: — Мой-то сын тоже, небось, ко мне ходить не будет…

От большой благодарности, — сказал он иронично, и я порадовалась, что он это понял. Что почувствовал простое это правило — как аукнется, так и откликнется.

Дети легко и щедро отдают внимание и понимание, помощь и поддержку тем, кто был с ними добрым и щедрым, понимающим и любящим. Они отдают это сами, щедро, их не надо даже просить об этом.
Согласись — как хочется иметь таких детей! Но для этого надо быть таким родителем!

Но как часто мы совсем другие родители!

В организации, в которой я работала, я общалась с двумя женщинами — молодой и зрелой. И лишь поработав с ними несколько месяцев, я к своему удивлению узнала, что они — мать и дочь.

Ничто не выдавало их родственные отношения. Взрослая женщина всегда была холодной по отношению к молодой, я ощущала ее неприязнь, какую-то отстраненность. Оказалось, дочь вышла замуж за парня, которого мать не хотела видеть своим зятем. И за то, что она ослушалась, мать заявила: «Ну вот и живи с ним. Если ты такая самостоятельная, то и живи одна, без моей помощи. Посмотрим, как ты справишься! Прибежишь еще, когда поймешь, что мать была права!»

И, отвергнув своего ребенка (девятнадцатилетнюю девушку) за «непослушание», мать держалась своих «принципов» — ничем не выдавать интереса к ребенку. Ничем не выдавать родственных чувств. Дочь жила своей жизнью. Родила ребенка, воспитывать которого бабушка не помогала, — «из принципа».

Пережила много сложностей, потому что действительно трудно молодой девушке быть молодой мамой, когда даже в магазин нельзя выйти без ребенка, — оставить его не на кого, бабушка ведь «из принципа» не хочет сидеть с внуком! Бабушка могла зайти в гости, оставить игрушку, но на робкую просьбу дочери посидеть с ребенком, пока она сделает какие-то дела, отвечала:

— Ты меня не спрашивала, когда замуж выходила и когда ребенка надумала родить. Вот сама и справляйся!

Спустя несколько лет я встретила «принципиальную» бабушку.

— Как дочь? — спросила я.

— Дочь? — переспросила она и ответила холодно: — Дочь была эгоисткой и осталась эгоисткой. Уехала жить за границу, только я ее и видела. И внука уже два года не вижу… Знаю только от ее подруги, что она там очень хорошо устроилась… Дом у них свой, муж ее карьеру хорошую сделал. Она не работает, дома сидит… Всем она обеспечена, как сыр в масле катается… Но чтобы мать позвать в гости или подарок какой-нибудь передать… — и столько обиды было в ее словах.

И я только сочувственно покачала головой, потому что действительно сочувствовала ей — она сама своим «принципиальным» отношением установила дистанцию между собой и дочерью, и это обернулось против нее же. И как это часто бывает — мы сами создаем дистанции между собой и нашими детьми, а потом удивляемся, что мы так одиноки!

Наши дети возвращают нам наше отношение к ним.

Я слышала однажды, как мама, вышедшая во двор, звала сына: «Сашка, я тебя долго буду ждать?!»
Мальчик подошел к маме и недовольно сказал: «Ну, чего ты кричишь, мамка?»

— Ты чего это маму мамкой называешь? — вмешалась в разговор старушка, сидящая на лавочке.

— А как мне ее называть — мамочкой, что ли? — сказал ребенок, и столько взрослого сарказма слышалось в этой фразе, столько какого-то холодного цинизма. И я невольно подумала, действительно, как ее называть — мамочкой что ли, если она его Сашкой зовет?

И я вспомнила внука, который иногда мог подойти к своей маме, обнять ее и сказать нежно: «Мамочка милая мама моя…». Он произносил это слитно, вместе, как одно название для мамы — «мамочкамилаямамамоя». И он для нее был — Никитоша. И подумала: пока он для мамы «Никитоша», мама для него — «мамочка милая мама моя». Но если на него орать, если его унижать или отвергать — захочет ли он называть маму «мамочка милая мама моя»?

Но как часто наше критичное отношение к ребенку, наши разговоры, интонации, позы, мимика — не добрые и не милые.

Как часто родители воюют с детьми. Борются с ними. Давят на них.

И тем самым вызывают ответное отношение к ним — войну.

Маруся Светлова.